Харон, 55 лет
Харьков, Украина
Глава 1. Тайны поместья
В начале мая 2016 года Юля, разведённая женщина 32-х лет, проживавшая в старой
трёхкомнатой «хрущёвке» с больной мамой и сыном Ильюшей, весёлым и
мечтательным пятиклассником, после долгих поисков работы устроилась
домработницей к богатому бизнесмену Валерию Андреевичу. Её обязанности были
просты: уборка и стирка в пригородном особняке босса три раза в неделю. Юлия
прочла в сети, что её работодатель достиг высот в своей банковской деятельности
и имеет влияние даже на руководство страны. Но она, хотя и побаивалась банкира,
всё равно симпатизировала ему, потому что этот высокий смуглый сорокалетний
красавец с голубыми глазами и длинными, чёрными с проседью, волосами,
заплетёнными в косичку, к тому же был очень щедр, всегда спокоен и весел. И
женщина старалась проявлять усердие в своей службе, несмотря на то, что на
новом месте её сразу начали удивлять некоторые странности.
В первый день Юлиной работы, после собеседования в городском офисе босса, ей
впервые показали дорогу в его особняк, утопающий в цветущем майском саду,
непомерно разросшемся и почти уже одичавшем. Обитель банкира представляла собой
двухэтажное здание из белого гранита с красно-коричневой глянцевой черепицей на
скатах крыши. В таком сочетании цветов дом был похож на огромный гриб-боровик.
Юлия потом часто слышала, что Валерий Андреевич так и называет свой особняк:
«мой уютный грибочек».
Немного удивляло, что это здание было относительно небольшим для огромной
территории поместья и высокого статуса хозяина. Тем более, со своей простой
планировкой: на первом этаже находились кухня, ванная, гостиная с мягкой
мебелью и чулан-кладовая, а наверху, куда вела лестница из белого мрамора, —
кабинет, спальня хозяина и ещё одна комната. Но самым странным являлось то,
что даже эти немногие помещения практически не использовались, за исключением
кабинета и спальни.
На первый взгляд могло показаться, что дом построен недавно и поэтому ещё не
обжит. Но такому выводу противоречили многие детали обстановки. К примеру,
огромный кабинет босса был похож на музей, увешанный картинами пейзажного жанра
и великолепно меблированный. Письменный стол, три журнальных столика, дюжина
стульев, два кресла, кушетка и необъятный книжный шкаф, изготовленные из
красного дерева, были сделаны по заказу и несомненно для этого помещения.
Причём полки шкафа заполняли бесчисленные папки и канцелярские книги,
скопившиеся явно не за один год. И спальня напротив кабинета, размерами свыше
тридцати квадратных метров, была укомплектована мебельным гарнитуром из того же
красного дерева: этот материал, видимо, нравился боссу. Там хранилось
множество занятных предметов и сувениров, стены украшали фотографии банкира с
разными знаменитостями, и по всему было видно, что Валерий Андреевич привязан
к своей опочивальне уже очень долгое время. Рядом по коридору была третья
комната, судя по планировке, не меньшая, чем спальня, но она почему-то
всегда была заперта, и её уборка в Юлины обязанности не входила.
Кроме того, женщину изумляло, что она почти никого не видела в доме, за
исключением редких деловых посетителей. Это были, как правило, скучные и
надменные старики в дорогих костюмах, погружённые в свои мысли и не
удостаивавшие домработницу даже взглядом. Также за первый месяц Юлиной службы
несколько раз, для получения инструкций, в особняк заходил водитель хозяина,
большой, грузный, лысый мужчина старше 50-ти по имени Фёдор Карпович. Этот
дядька, со своими маленькими чёрными глазками на широком румяном лице,
напоминал Юле огромного выбритого барсука, но его внешность скорее забавляла
домработницу, чем вызывала неприязнь. К тому же Фёдор Карпович, встречая Юлю с
пылесосом или поломойной машиной, всегда радостно приветствовал её: «День
добрый, красавица!», и это было приятно ей, уже совсем не юной и
грациозной. Но, помимо приветствий, новой домработнице в первое время так и не
представилось удобного случая для общения с водителем босса, чтобы утолить своё
любопытство о здешних странностях.
Таким образом, кроме хозяина и водителя, женщина не видела в доме других
постоянных лиц: ни членов семьи банкира, ни его друзей, ни даже прочей
прислуги.
Правда, проведя вечер в интернете, Юля выяснила, что семья босса уже давно
живёт за границей. Его жена блаженствует на тропических островах, а сын и дочь
учатся в престижных колледжах. Но всё-таки, рассуждала домработница, у такого
человека, как Валерий Андреевич, помимо водителя должны существовать
охранники, помощники и стилисты, заботами которых он всегда выглядел
безупречно. И все они, конечно, находились где-то поблизости, но только в
особняке не появлялись. По крайней мере, в дневное время. Целый месяц Юле не
давала покоя эта загадка. А коварное женское любопытство устроено так, что,
узнав тайны поместья, наша героиня обрела огромную радость, хотя её жизнь к
этому времени полностью изменилась и усложнилась. Но поначалу все эти ребусы не
давали ей покоя, хоть она и старалась думать о них поменьше.
Почему, например, на просторной кухне особняка, оборудованной всевозможной
фирменной техникой, никогда ничего не готовилось, а в громадном немецком
холодильнике содержались лишь напитки и соки? Да и ванной комнатой, как и
смежным с ней туалетом, тоже никто не пользовался, отчего Юле было легко и
быстро наводить там порядок. Этому, правда, было объяснение, но и оно
содержало в себе новую загадку. Над ванной и туалетом, судя по уходящим наверх
трубам, скорее всего, тоже располагались ванная и уборная, находящиеся в той
самой, всегда запертой комнате. Стало быть, хозяин пользовался удобствами на
втором этаже. Видимо, ему так лучше, но кто же там убирает, ломала голову
Юля. Приходилось признавать, что этим заняты другие домработницы, которым
доверяют больше, чем ей. Если так, то на это нельзя было обижаться: Юля
человек новый, и босс, наверное пока ещё к ней присматривался. К тому же она
догадывалась, что действующая кухня, гараж, откуда по утрам выезжал новенький
«майбах» босса, и все другие службы находятся в помещениях,
отдалённых от особняка и скрытых буйной зеленью сада. Подобным образом были
устроены советские турбазы или пионерские лагеря. И именно к тем подсобным
строениям, через одичавший сад, уже больше напоминающий чащу, уходили от
крыльца дома три широкие асфальтовые аллеи, пропадающие за кустарником и
деревьями.
Спросить же обо всех тайнах у самого босса Юле и в голову не могло прийти. Кто
она такая, чтобы беседовать с ним? Её дело, как говорится, маленькое.
В этом поместье, опоясанном, как крепость, бетонным забором пятиметровой
высоты с хитроумными средствами наблюдения, домработница не бывала нигде,
кроме особняка. Каждое утро понедельника, среды и пятницы она выходила из
троллейбуса на конечной остановке маршрута, шла метров пятьсот по обочине
дороги, вдоль ограды старого кладбища и мимо цеха заброшенного завода. Почти
сразу за заводом от разбитой главной дороги отделялось ровное однополосное
шоссе, средь болотистой крапивной пустоши восходящее к живописным холмам, на
которых привольно раскинулась усадьба Валерия Андреевича. В конце шоссе Юлии
следовало идти не к главным воротам, а свернуть направо, на тропинку вдоль
бетонной стены. За первым же поворотом к стене примыкала трансформаторная будка,
которая на самом деле была потайным входом в поместье. Домработница открывала
выданным ей ключом ржавую железную дверь этой фальшивой будки, заходила в
пустое пространство, освещаемое тусклой лампой под потолком, тем же ключом
закрывала входную дверь изнутри и после этого набирала шестизначный код на
панели электронного замка второй, внутренней двери. Таким замысловатым путём
она оказывалась в поместье, и дорожка, выложенная каменными плитами,
приводила её через садовые заросли к служебному входу с тыльной стороны дома.
Это была четвёртая аллея, в отличие от трёх главных, отходящих от крыльца,
асфальтовых и широких, самая неказистая, но Юля пользовалась пока ей
одной.
На первом этаже дома, рядом с пустующей кухней, домработнице был отведён
чулан, в котором, наряду со старыми стульями и тумбочками, хранилось всё
необходимое для уборки помещений. Там, приступая к работе, Юля переодевалась в
джинсовые шорты и старенькую футболку. А стиральная машина и стол для глажки
белья находились на цокольном этаже дома, куда можно было попасть, не выходя
во двор, по винтовой лестнице у двери служебного входа, в конце коридора
первого этажа.
По утрам босс редко бывал дома. Как правило, он выезжал по делам раньше, чем
приходила Юлия, и чаще всего возвращался только к обеду. Она даже иногда
встречала по пути на службу его чёрный «майбах» с тонированными
стёклами, мчащийся в город. Но когда Валерий Андреевич оставался дома, то
работал в кабинете, расположенном над каморкой Юлии. В этом случае домработнице
надлежало убирать кабинет в следующий рабочий день, чтобы не отвлекать босса от
важных дел.
Исполнение Юлиных обязанностей, благодаря прекрасной бытовой технике и
небольшой площади дома, вместе со стиркой и глажкой, сперва продолжалось
приблизительно до двух часов дня. Но уже через неделю она наловчилась
справляться гораздо раньше, и поэтому после окончания работы позволяла себе
долгие перекуры с растворимым кофе в пакетиках, приносимых с собой, ожидая
босса, если он был на выезде. Дело в том, что, завершив все дела, Юля должна
была зайти в его кабинет и спросить, может ли быть свободна. Валерий Андреевич
никогда её не задерживал, более того, каждый раз с лукавой улыбкой вручал по
сто долларов, хотя такая сумма полагалась Юле за всю трёхдневку. А затем он
вставал из-за своих бумаг и молча, шаловливо и ласково, поглаживал её по щеке
или, при особо хорошем настроении, легонько пошлёпывал по попе. Поначалу Юлия
млела, ожидая дальнейших приставаний хозяина после прикасания к её
взволнованному лицу или к ягодицам, жар которого чувствовался даже сквозь
джинсовую ткань шортов. Но вскоре женщина поняла, что босс таким образом лишь
выражает своё одобрение, а интимные утехи с нею в его планы не входят, по
крайней мере, пока. Хотя против них одинокая женщина совсем бы не возражала, и
вовсе не за царскую оплату своей работы, а из-за весёлого, живого обаяния
этого мужчины. Но ей, конечно, было бы нелепо проявлять своё влечение первой.
В глубине души домработница была уверена, что босс ощущает её симпатию и
поэтому сам подаст знак, если захочет сблизить их отношения.
Так прошло почти четыре недели.
Юля, закончив работу, поначалу пыталась всегда дожидаться возвращения босса,
когда он задерживался дольше обычного, хотя такое бывало совсем нечасто.
Но однажды, когда уставшая Юля задремала на диване гостиной и проспала до пяти
часов вечера, вернувшийся наконец Валерий Андреевич объяснил ей, что впредь не
следует его ждать так долго, а её зарплата и премия будут непременно выданы в
следующий раз. И тут же велел Фёдору Кузьмичу отвезти домработницу домой, чем
безмерно её восхитил.
Нечего и говорить, что при таких условиях работа казалась Юле настоящим
праздником. Валерий Андреевич вызывал в ней всё возрастающую симпатию. Вскоре
женщина почувствовала, что влюбилась в него.
Глава 2. Проступок
Целый месяц Юлия с радостью спешила в особняк и безукоризненно трудилась. Но
однажды она всё-таки допустила оплошность. Это произошло в начале июня, когда
босс внезапно вернулся из города около десяти утра за какими-то важными
документами. И надо же такому случиться, что именно в этот момент незадачливая
домработница, оставив уборку, настолько увлеклась просмотром любимого сериала
на уютном диване гостиной, что не услышала в открытом окне шум автомобиля
хозяина.
Застав Юлю врасплох, Валерий Андреевич хотел на первый раз всего лишь сделать
ей замечание. Но взволнованная домработница уже упала перед ним на колени и,
рыдая, начала умолять не увольнять её с работы. Поразившись такому раболепию,
Валерий Андреевич решил выяснить, притворяется ли Юля или на самом деле
настолько совестлива. Поэтому он, как заправский актёр, нахмурился и гневно
воскликнул:
— Ах ты лентяйка неблагодарная! Тебя нужно немедленно наказать за такую
наглость. Ты согласна со мной?
— Да, да, конечно!... — поспешила ответить Юля, а затем робко уточнила. — А…
как вы меня накажете?
— Скажи мне, милая, тебя родители в детстве не воспитывали ремнём? — ошеломил
её Валерий Андреевич нескромным вопросом.
— Ну что вы, конечно, нет… — покраснела домработница.
— В таком случае, порка пойдёт тебе на пользу, — провозгласил хозяин. — Иди в
спальню и принеси мне плётку, висящую над кроватью.
Юлина душа ушла в пятки от этих слов, но бедняжка не решилась ни возражать, ни
просить пощады. Она была уверена, что при малейшем проявлении непокорности
сразу потеряет работу. Поэтому усилием воли она заставила себя принять всё как
должное. Она, конечно, знала, что в спальне босса, на стене среди
венецианских масок и самурайских мечей висит плётка с тремя тугими хвостами из
толстой кожи. Вытирая пыль с этого украшения, домработница столь осторожно и
трепетно к нему прикасалась, будто плеть была живым, до времени затаившимся
злым существом. Выходит, воображение не обмануло Юлю, причём и беду накликала
по своей собственной глупости.
Женщина медленными от волнения шагами поднялась по мраморной лестнице и через
минуту вернулась с кожаной хищницей в руках. Валерий Андреевич, принимая плеть
из заметно дрожащих Юлиных пальцев, решил немного подбодрить её:
— Не бойся, не маленькая. Да и на первый раз сильно не накажу. Ты готова?
— Готова, готова!… — поспешно пролепетала Юля.
— Вот и славно, — сказал Валерий Андреевич. — Полностью разденься и встань на
четвереньки, попой к дивану, и хорошенько прогни спину. Как обещал, бить буду
некрепко, но с непривычки ты всё равно почувствуешь боль. Так что, милая,
потерпи.
— Хорошо… Валерий Андреич… — пробормотали её пухлые, вмиг пересохшие от
волнения губы, а пальцы начали застенчиво расстёгивать пуговицы на шортах.
Когда Юля разделась, беспорядочно оставив на бордовом ковролине тапки, шорты,
футболку и дешёвое нижнее бельё, Валерий Андреевич восхитился тому, какие
сладкие прелести скрывалась под невзрачной одеждой домработницы. Несмотря на
небольшую кривизну ног, её полновесные груди, плавный угол выбритого лобка и
округлая, ещё вполне упругая попка словно воплощали старомодную женскую
кротость, небывалую в эпоху торжествующего феминизма. А обнажённая Юля,
багровея от стыда перед боссом, мгновенно забыла, какую позу ей нужно было
принять.
— На четвереньки, попой к дивану, — нарочито раздражённо повторил Валерий
Андреевич. — Тебе следует быть внимательней, Юленька.
— Извините… — виновато прошептала голая домработница и, напрягшись всем телом,
присела на корточки, а затем, склонившись, приняла нужное положение. Хозяин
сел на диван, для разминки помахав плетью в воздухе. Орудовать ею в полный
размах в сидячем положении, конечно, невозможно. Но сейчас он хотел просто
напугать Юлю.
На экране телевизора, который стыдящаяся грешница исподлобья видела с пола,
всё ещё продолжал идти злополучный сериал, как бы напоминая ей о проступке.
Хозяин очарованно погладил напрягшиеся женские половинки и приступил к
экзекуции.
Юлия восхитила его, и вправду оказавшись боязливой и терпеливой. В самые
болезненные мгновения она лишь тихонько постанывала, стараясь по-прежнему
оттопыривать ягодицы, пока плеть привносила красноватый оттенок в их нежную
белизну.
— Ну что, не будешь больше отлынивать? — Спросил Валерий Андреевич, откладывая
на другой конец дивана разогретую, отплясавшую плеть.
— Не буду, хозяин! — клятвенно воскликнула домработница, радуясь тому, что
хоть и не без усилий, но смогла выдержать столь унизительные минуты. Уловив
смягчение в голосе босса, она тут же решила продемонстировать своё раскаяние до
конца, не поднимаясь с пола без его разрешения. И женское лукавство не подвело
её.
— Молодец, умеешь отвечать за свои проступки. Думаю, что такая кроткая и милая
девочка должна быть ближе ко мне, — вкрадчиво сказал Валерий Андреевич,
мягкими касаниями погладив Юлины половинки, румяные от наказания. Это был,
казалось бы, просто нескромный жест, но Юля ощутила, что хозяин подаёт ей тот
самый долгожданный сигнал, подтверждённый магическими словами «должна
быть ближе ко мне». А он продолжал свою песнь соблазна, воодушевляясь от
дрожи её склонённого тела:
— Твоя оплата, Юльчик, теперь будет в два раза выше. Довольна? Ну, хватит
дрожать, милая моя, повернись ко мне, сядь на ковёр…
Нагая женщина, всколыхнув дынечками-грудями, обратила к нему лицо,
вспыхнувшее от долгожданной страсти. Валерий Андреевич хотел только окончательно
успокоить её поцелуем в губы, но Юля поняла его совершенно иначе и, не
дожидаясь больше никаких указаний, проворными пальцами расстегнула молнию на
наглаженных брюках босса. Тот был настолько удивлён её дерзким поступком, что
просто замер на месте. А Юля вспомнила, как когда-то забавлялась поцелуями со
стебельком бывшего мужа, а потом и ещё одного мимолётного любовника. Правда,
то было лишь пьяное баловство, а сейчас ей захотелось проявить всю свою
потаённую страсть к хозяину. И её пухлые губки заботливо обхватили фиолетовую
вершину его поднявшегося шалуна, немножко забавного, похожего на короткую
толстую сардельку. Благодаря врождённой прилежности, скупому предыдущему опыту
и впечатлениям от «взрослого» видео, Юле удалось сотворить ласку,
от которой мужчина окончательно сомлел и тяжело задышал, откидываясь на спинку
дивана. Шалунья чередовала скольжение губ вдоль мужской «сардельки»
с вылизыванием впадины под её упругой вершиной своим острым кончиком языка.
Вначале это происходило несколько суетливо, но Валерий Андреевич осторожно
замедлил движения кудесницы, коснувшись ладонью её затылка. И чуткая женщина
уловила заветный ритм: босс и сам не заметил, как его рука с Юлиного затылка
опустилась к её податливой спинке, влажной от вожделения, охватившего
прелестную Золушку.
Баловница уже приготовилась выпить мужское семя, которое вот-вот должно было
выплеснуться, сама удивляясь тому, как легко и даже нетерпеливо собирается это
сделать. Но вдруг в кармане пиджака, брошенного на диване перед наказанием Юли,
запиликал забытый айфон босса. Действо, к их взаимному сожалению, прервалось.
Валерий Андреевич сбросил вызов и, ласково взъерошив Юлины волосы,
промолвил:
— Сейчас я должен уехать. Но я помню, Юльчик, на чём мы остановились!
Глава 3. Новая жизнь
Так Юлия стала любовницей Валерия Андреевича. Теперь она ежедневно приезжала в
поместье. И привозил её, и отвозил домой Фёдор Кузьмич, в то время, когда у
босса не было неотложных поездок. А иногда Юля ездила и вместе с возлюбленным.
Из-за таких перемен график её работы стал совершенно неопределённым, но это
никого не смущало. И теперь за свой труд Юля получала не шуршащие купюры, а
переводы на кредитные карточки, зная, что даже в городском офисе босса мало
кто из сотрудников может похвастаться такой высокой зарплатой. Конечно, в
первые дни Юля продолжала исполнять свои обязанности так же старательно, как
раньше, а из-за ежедневного пребывания в доме её работа намного облегчилась. Но
Валерия Андреевича перестала устраивать даже минимальная занятость любовницы, и
спустя неделю их романтических отношений в Юлино подчинение была принята новая
служанка по имени Снежана.
Отныне, как только банкиру позволяли обстоятельства предаваться утехам со своей
новой пассией, он подавал ей необычный озорной сигнал: выходил из кабинета на
верхнюю площадку лестницы и секунд двадцать встряхивал старинным бронзовым
колокольчиком, оглашая дом мелодичным звоном. Юлию забавляло, что никто так и
не разгадал смысл хозяйской причуды теленькать антикварным изделием: ни Фёдор
Карпович, ни посетители, ни даже новая домработница, видевшая Юлю намного
чаще других. Зачастую люди не понимают даже самого очевидного.
А Юля, где бы в это время не находилась, бросала свои занятия и спешила в
нижнюю ванную, чтобы вымыться, овеять тело ароматными кремами и духами, а
затем по маленькой лестнице чёрного хода потихоньку подняться в спальню и
сбросить с себя купальный халат, ожидая хозяина в наготе на его широкой
постели. Валерий Андреевич, освободившись от посетителей, приходил и обладал
Юлей долго и страстно, зачастую дольше, чем полчаса, и каждый раз она
наслаждалась до хрипоты стонов и криков, до неимоверно сладкого зуда на измятом
теле и в распухшем от страсти лоне. Грешница забывала подчас, сколько оргазмов
дарил ей любовник, потому что с первого же его проникновения она впадала в
эйфорическое, полуобморочное состояние, при котором ничего уже не хотелось и
можно было лишь взлетать и ниспадать в наслаждении, и близко не сопоставимом со
всеми бесхитростными забавами её прежней жизни.
А в глубине души Юля никак не могла понять, почему этот великолепный мужик так
жаден и ненасытен с нею. Ведь сотни молоденьких столичных красоток, куда более
ярких и утончённых, чем какая-то тридцатилетняя разведёнка, слетелись бы
ублажать босса по его первому зову. Но в одну яркую минуту, когда Валерий (в
тот бесподобный миг — точно уж не Андреевич) перед близостью лизнул шершавым и
горячим языком её щёлку, а на живот Юли упала, как восклицают поэты,
нежданная скупая мужская слеза, обомлевшую любовницу осенило, подобно тому,
как внезапно открывается ясная даль с высокой горной вершины.
Истина была в том, что богатство и власть пришли к Валерию Андреевичу слишком
рано, когда он ещё не успел вдоволь насладиться юностью и любовью. И вместе с
большим бизнесом его овеяли бабы дерзкие, надменные и капризные, которые,
может быть, и умели доставлять сиюминутное удовольствие, однако на безмятежные
и спонтанные ласки способны не были, потому что в их мире не могло быть ничего
искреннего и душевного. А Юля оказалась той самой сказочной Золушкой, любящей
своего принца не только и не столько за деньги.
Обессилев от страсти, Валерий Андреевич шептал Юле на ушко: «Расслабься,
полежи, отдохни…», целовал её оплывшие груди с ядрёными бугорками сосков
и уходил принимать душ в ту самую, ранее неизвестную комнату. И никогда раньше
грешница не нежилась столь самозабвенно и упоительно, как в такие минуты. Она
могла курить прямо в постели, стряхивая пепел в вазу из китайского тонкого
фарфора, или по новенькому айфону велеть Снежане немедленно принести фрукты,
бокал мартини или чашку ароматного арабского кофе. Правда, Юля никогда не
злоупотребляла своими привилегиями. Понежившись, насладившись напитками, она
накидывала на плечи халат и отправлялась в хозяйскую душевую.
Там её забавляла разгадка первого из секретов — почему эта просторная ванная
комната с джакузи и с небольшим бассейном постоянно запиралась на ключ.
Суть заключалась в том, что один из приближённых предыдущего президента страны
(Юля не запомнила его чин и фамилию, но, видать, заправский шутник) подарил
боссу на день рождения удивительный унитаз. Этот сантехнический прибор был
исполнен из червонного золота в виде чаши, которую обнимала сидящая на
корточках нагая дева. Власть в стране поменялась, но Валерий Андреевич уже так
привык к этому унитазу, что решил просто спрятать свою уборную от лишних глаз.
А Юля, используя данное произведение прикладного искусства по журчащему
назначению, посмеивалась над тем, что народ ещё далеко не всё знает о
разновидностях золотых унитазов.
Немного позже открылась и последняя загадка, связанная с этим помещением: кто
же там всё-таки убирает? Юля позабавила любовника таким вопросом, заданным во
время романтического ужина при свечах, который он однажды устроил для неё в
ресторане отеля «Хилтон».
— А я разве похож на белоручку? — Хитро усмехнулся Валерий Андреевич. — Не
способен надраить лично любимый золотой унитаз? Ну ладно, шучу-шучу. Раз в
неделю этим занимается механик из гаража, специалист по сложной сантехнике и
бассейнам. Неужели ты думала, что джакузи достаточно протереть, как простую
ванну?
Приведя себя в бодрое состояние под обжигающими струями душевой кабины, Юля
возвращалась в спальню, надевала одно из новых домашних платьев — кремовое
льняное, бирюзовое шёлковое или коротенькое, из голубого велюра, — и
отправлялась проверять, как Снежана исполняет свои обязанности.
Эта служаночка являла собой молодую, 22-х лет, пышную и пугливую деревенскую
девку. Её единственным достоинством было круглое добродушное лицо, покрытое
веснушками, с тревожными серыми глазами, курносым носиком и детскими ямками на
щеках. От таких наивных и бестолковых хрюшек почему-то всегда возникает
раздражение, и даже Юля, незлобивая по характеру, вскоре начала придираться к
девчонке и всячески её угнетать. Удивительно, но такое отношение оказалось
правильным: нерасторопная служанка в конце концов смогла не только вполне
заменить Юлю, но и исполнять множество дополнительных поручений.
И бедная Снежана не зря боялась наставницу, как огня: за первое опоздание на
работу и за плохую уборку в гостиной она получила от Юли по нескольку злых
пощёчин. А за второе опоздание, с разрешения Валерия Андреевича, строгая
начальница решила высечь девчонку плёткой.
— Ладно, проучи её, если считаешь нужным, — улыбнулся хозяин. — Только не
сильно, десятка горячих ей вполне хватит. Вспомни, как в мае сама тряслась,
подставляя попу для порки. Если сделаешь, как говорю, не переборщишь, то
девочка одумается и станет шёлковой. А впрочем, поступай, как знаешь. Мне
достаточно хлопот с бизнес-партнёрами и грызни в правительстве, чтобы
вмешиваться ещё и в вопросы уборки дома.
Юле хватило ума последовать его совету. Снежане, склонённой к старой чуланной
тумбочке и слёзно умоляющей о пощаде, было всыпано лишь семь плёток по толстой
некрасивой заднице, на которой и следов почти не осталось. Но зато после этой
кары девку и вправду как подменили: дом всегда сиял чистотой, а по первому зову
Юли она бежала со всех ног. А главное, Снежана, наконец, научилась
предупреждать наставницу по мобильнику, если троллейбус задерживался и она
опаздывала на работу.
К началу июля Валерий Андреевич настолько увлёкся Юлей, что предложил ей
переселиться в поместье. Проведывать маму и Ильюшу, она, разумеется, была
вправе, когда захочет. Любовник лишь просил делать это, если был свободен
Фёдор Карпович со своим «майбахом». Хозяин не хотел, чтобы Юля
пересекалась с двумя другими водителями, более молодыми, которым он доверял
меньше.
Счастливой любовнице босса был предоставлен ближний гостевой флигель,
находящийся совсем рядом с особняком, в каких-то ста метрах. А за несколько
дней до Юлиного новоселья Валерий Андреевич провёл ей экскурсию по поместью,
показав, наконец, все свои владения.
Юля увидела, насколько привольно и отдалённо друг от друга располагаются все
здания и объекты. Банкир так захотел, потому что любил дикую природу, и
поэтому так разросся сад, в котором подрезались лишь больные деревья и ветви,
выступающие на дорогу. Кстати говоря, все три главные аллеи поместья
соединялись вспомогательными аллейками таким образом, что в любую точку
обширной территории можно было добраться на машине за две-три минуты.
Самая короткая из аллей, отходящая от крыльца дома ближе к бетонному
ограждению, была просто прямой дорогой к главным воротам. Центральная соединяла
особняк со столовой, больше похожей на фешенебельный ресторан, сооружённый в
античном стиле из серого камня, с колоннами и широкими ступенями у фасада.
Именно вдоль этой аллеи располагались три уютных гостевых флигеля,
стилизованные под бревенчатые избушки, в одной из которых, ближайшей в
особняку, поселилась Юля.
Но самое интересное открылось ей во время прогулки с любовником по третьей,
самой длинной аллее. Они прошли мимо гаражей, здания сауны, содержащем также
тренажёрные залы и салон красоты, не уступающий центральным столичным,
миновали ещё какие-то кирпичные домики и сарайчики, живописное искусственное
озеро с белыми лебедями. А за последним поворотом пути Юля вдруг увидела то,
чего никак не ожидала встретить в этих буйных зелёных зарослях.
Перед нею открылась большая поляна, на которой, как мираж, показался
настоящий кинотеатр советских времён: прямоугольное здание с широким ступенчатым
входом в вестибюль, встречавший посетителей широкими стеклянными дверями,
большими окнами и витринами. Для полного сходства не хватало разве что афиш с
расписаниями сеансов. По всему было видно, что объект сооружён буквально на
днях: его окружал совсем свежий чёрный асфальт, с некоторых окон ещё не была
убрана фабричная плёнка, а отшлифованные гранитные ступени фасада сияли
радужной новизной. Когда Валерий Андреевич провёл Юлю в автоматическую
стеклянную дверь, она увидела нескольких рабочих, убирающих оборудование и
инструменты для отделочных внутренних работ. Все они подобострастно замерли при
виде банкира, но тот лишь небрежно махнул им рукой: продолжайте, мол, не
обращайте на меня внимания.
Вслед за любовником Юля пересекла вестибюль, стены которого были покрыты
бархатом волнующего цвета индиго, а пол, словно мозаика, покрывала
разноцветная керамическая плитка. В центре помещения высились штабеля ещё не
распакованных стульев, на которых сверху зеленело сквозь целлофан сукно верхней
части биллиардного стола. Обойдя это нагромождение, Валерий Андреевич провёл
свою спутницу в дверь, почти неприметную из-за бархатного декора.
Там, согласно логике обстановки, Юля ожидала увидеть кинозал с белым экраном.
Но нет! Женщина остановилась прямо у входа, разинув рот от безмолвного
восхищения.
Она оказалась в настоящем, классическом театральном зале, напоминающем
аудиторию старинной академии или роскошную дворцовую библиотеку: со стенами,
облицованными панелями из резного тёмного дуба, со сводчатым потолком, где,
изображённые как живые, летали резвящиеся амуры и из центра которого свисала
громадная хрустальная люстра. В данный момент она горела едва-едва, чтобы
освещать пространство неярко, придавая ему ещё большее изящество и
таинственность. Слабые блики люстры играли на вощёном паркете пола, занятом
немногими рядами уютных кожаных кресел с подлокотниками. Места зрителей были
размещены на такой солидной дистанции между собой и настолько круто спускались к
сцене, что, находясь на них, можно было сразу забыть о присутствии прочей
публики и полностью погрузиться в игру актёров. Юля, опешив от гармоничной
тишины зала, не сразу разглядела прелестные ложи-балкончики второго и третьего
ярусов, свисавшие по бокам прямо над сценой и, безусловно, предоставлявшие
даже лучший обзор, чем из партера. Очарованной Юле захотелось немедленно
взбежать на сцену по боковым ступенькам, заглянуть за складки тяжёлого
тёмно-пурпурного занавеса, но Валерий Андреевич удержал её такими словами:
— Не всё сразу, Юльчик, ещё успеешь там побывать.
Другая бы, наверное, закапризничала, настаивая на своём, но любовница
банкира только вздохнула и улыбнулась.
Каждое слово обожаемого хозяина было для неё законом.
В первые дни после переезда она переживала, сможет ли справиться с ролью
постоянной подруги такого выдающегося мужчины, как Валерий Андреевич.
Но во время перевозки личных вещей Юли из «хрущёвки» во флигель
Фёдор Карпович, выслушав женские охи-вздохи, уверенно произнёс:
— Зря волнуешься, Юлечка. Он обо всём думает наперёд. И даже если разлюбит, то
не обидит. Будешь и дальше гонять свою Снежану ради порядка.
— А после отъезда жены… у него было много женщин? — Не могла не спросить
любопытная пассажирка.
— Нет, немного, — откровенно ответил здоровяк, которому, видимо, хозяин
разрешил беседовать с Юлей на любые темы. — Ты уже должна была понять, что он
не любит наглых и пустых баб. А такую, как ты, обаятельную и толковую,
попробуй ещё найди. Да, да, не улыбайся! Я, как в первый раз увидел из-за
баранки, как ты торопишься на работу, бодро и весело улыбаясь, так сразу и
сказал ему: «Присмотрись, Валерий Андреевич, к этой крале. Она, может,
и не первая красотка, но по всему видно, что душа-человек».
— Спасибо за рекомендацию! — Рассмеялась Юля. Она-то думала, что хозяин мчался
на своём «майбахе» по делам, не обращая внимания на идущую на
службу домработницу. А они, оказывается, и замечали её, и даже
обсуждали.
— И всё-таки я чувствую, что ненадолго всё это… — призналась Юлия. — Это только
в сказках Золушка остаётся с принцем. Пройдёт его страсть, уляжется, и потом
он меня забудет.
— Даже если и так, — Фёдор Карпович лукаво прищурился. — Сейчас ведь тебе
хорошо, не правда ли? Ценить надо каждое мгновение жизни, дорогая моя.
Думаешь, я не хотел бы оказаться на его месте, рядом с тобой, хотя бы на два
денька? То-то же, Юлька: танцуй, пока молодая.
Глава 4. Премьера
После той незабываемой прогулки Юля пребывала под большим впечатлением от
чудесного театра. Сразу утолить своё любопытство женщина не смогла. Едва они
вышли из таинственной прохлады зала под слепящее солнце, к хозяину подбежал
один из его почтенных помощников, работавших в городском офисе, а в поместье
являющихся, в основном, для подписи неотложных бумаг. Валерий Андреевич,
обменявшись с ним несколькими словами, сказал Юлии:
— Мне надо поскорее быть в кабинете, и работать придётся допоздна. Поэтому,
милая, иди отдыхать и сегодня меня не жди. Садись в машину Дмитрия Ефимовича,
подвезём тебя к твоей избушке.
— Позволь мне прогуляться одной — такой вечерок замечательный!
Валерий Андреевич сел в белоснежный «лексус» помощника, а Юля
решила сойти с аллеи и пройти к своей избушке через чащу, слушая предзакатные
голоса птиц. Пробираясь по едва заметным тропинкам и замечтавшись, она,
конечно же, вскоре заблудилась в дремучих зарослях. Хотела уже набрать по
айфону спасительного Фёдора Карповича, как вдруг заметила над ветвями лещины
синеву купола огромного зонта, установленного на крыше столовой.
— Ура, Белоснежка выбралась из леса! — Восторженно закричала Юля и, выйдя,
наконец, на аллею, вприпрыжку бросилась к своему флигелю. Там после
вкуснейшего ужина, уже доставленного из столовой дежурной официанкой,
любовницу хозяина ожидала горячая ванна с пенкой, новые книги, сериалы, а
главное — вечерний телефонный разговор с Ильюшей и мамой.
На следующий день влюблённые обедали за круглым столиком на крыше столовой,
предпочитаемым Валерием Андреевичем в жаркую погоду. Под сенью того самого
зонта, который вчера помог Юле найти дорогу, она спросила любовника, почему
он решил соорудить свой личный театр.
— Это длинная история, — сказал Валерий Андреевич. — Так что наберись терпения
слушать…
…Одной ненастной сентябрьской ночью, когда по окнам избушки хлестал ливень и
ближние деревья поскрипывали от ветра, будто стонали, Валерий Андреевич, под
начинавшимся дождём провожавший Юлю из особняка, да так у неё и оставшийся,
неожиданно объявил любовнице перед сном:
— В следующую пятницу состоится открытие нашего театра. Я позвал только самых
близких друзей, потому что премьера будет очень необычной, совсем не для
широкого зрителя.
Оказалось, что согласно сценарию пьесы, и капельдинеры, и даже все зрители
обязаны быть в карнавальных масках, чтобы остаться неузнанными друг для друга.
Юля решила позабавиться и выбрала для себя накануне знаменитую маску совы,
воспетую в величайшем любовном романе ХХ века. А Валерий Андреевич надел искусно
сделанный из тонкого серебра насмешливый лик Пьерро.
Капельдинер в маске японского самурая и в соответствующих доспехах почтительно
провёл их по крутым ступеням боковой лестницы в правую ложу второго яруса. Там
хозяин поместья и Юля расположились на уютном маленьком диванчике с высокой
спинкой, покрытом чёрным велюром.
Занавес был так близко от них, что его можно было коснуться рукой. Театралка в
маске совы повернула голову в зрительный зал: он был совершенно пустым. Судя по
всему, таинственные гости банкира занимали места только в трёх оставшихся
ложах.
— Здесь тоже нельзя снимать маску? — спросила женщина у любовника.
— Нельзя, и ты вскоре поймёшь, почему.
И тут их диалог прервала торжественная оркестровая музыка, напоминающая марш
какого-то древнего войска. Занавес плавно распахнулся, и темноту сцены ослепили
яркие, неистовые потоки прожекторов. Юлия едва не ойкнула от стыдного зрелища.
Девять совершенно голых, великолепно сложенных молодых мужчин окружали
полунагую, взволнованную дамочку лет тридцати. Она полулежала на широкой софе,
установленной посреди сцены, на кроваво-красной простыне, величественно
оттенявшей белизну её плоти. Её ребристое, худенькое, но изящное,
гуттаперчивое, как у гимнасток и балерин, тело, покрывали лишь маленькие
кожаные трусики, держащиеся на тесёмках, завязанных узлами с петельками, да
бюстгальтер старомодного покроя из плотного золотистого атласа, который
почему-то ещё больше подчёркивал пикантность и беззащитность её положения.
«А ведь маска действительно заставляет смотреть по-другому на этот
разврат, — подумала Юлия. — Такое странное ощущение, будто меня тоже вот-вот
потащат на сцену! Интересно придумано». Она заметила, что на
противоположных ложах нервно колышутся занавески, выдавая такое же, как у неё,
восторженное волнение находящихся там гостей.
А сцена была в прямом и в переносном смысле переполнена экспрессией нагих тел,
и эхо от их шорохов и движений гулко шелестело по рядам недвижных кожаных
кресел.
Актриса, возлежащая на софе, если на самом деле и не страшилась девяти юных
сатиров, то изображала своё отчаяние безупречно, обернувшись спиной к зрителям
и, беспомощно колыхая плечами, показывая всем, что её руки, заведённые за
спину и согнутые в локтях, беспощадно опутаны на запястьях несколькими
оборотами золотистой цепи. А когда голые злодеи подошли к ней ближе, бедняжку
охватило неистовое волнение. Её глаза обречённо метались по обступившим со всех
сторон мускулистым телам и возбуждённым мужским пенисам, не смея подняться
выше, к лицам пришельцев, судя по их возгласам и насмешкам, ликующим в
ожидании наслаждения.
— Остановитесь, блудные мальчишки!
Гетера предназначена сегодня
лишь младшему из вашей череды! — внезапно прокричал в динамиках грозный мужской
баритон. —
А остальным дозволено руками,
но не своими копьями Амура,
касаться этой пленницы прелестной.
Гулко прозвучал невидимый серебряный гонг. Двое сатиров тут же потянули петельки
на тесёмках трусиков гетеры, а двое других, приподняв женщину за плечи,
расстегнули её бюстгальтер, освобождая небольшие, но миловидно упругие груди с
остренькими сосками. Затем оголённая трепетная наяда была усажена на край
кушетки, её принудили раскинуть колени, чтобы показать гладко выбритый
бледно-красный женский цветок, к которому немедленно устремились с разных
сторон две игривых мужских руки. Но при всей запредельности их касаний главным
для восприятия актрисы оказался одинокий, но громадных размеров шалун одного из
юношей, нетерпеливо уткнувшийся в её дрожащие губы. Юля подумала, что если бы
этот пенис был обычных размеров, зрелище не имело бы никакого эффекта, и весь
флёр античности и ритуальности превратился бы в простую похабщину. Но в сей
удивительной эпатажной пластике аномальный член парня был именно той находкой,
которая заставляла поверить в сказочность представления с пленённой гетерой,
предназначенной ублажать избранного юнца. Уж не говоря о том, что это
«копьё Амура» явственно подтверждало, что мальчик давно созрел для
любовного ритуала.
«Лихо! — подумала Юля. — А ведь такой сценарий невозможно придумать с
потолка и записать на бумаге. Для этого надо бегать взад и вперёд по залу,
бесконечно переставлять актёров, нервничать и ругаться. И только тогда
получится уловить столь живое соотношение грешного и прекрасного, чёрт
возьми!»
Тем временем обладатель «копья» почему-то нерешительно застыл перед
пленницей, неумело поглаживая её острые плечи, выпяченные вперёд из-за
связанных цепью рук. А его мужское достоинство, на котором сейчас было
сосредоточено всё внимание зрителей, напоминая своими движениями ключ
вернувшегося домой пьяницы, никак не могло попасть в предназначенное
пространство меж устами гетеры, елозя по её подбородку своим упругим круглым
навершием.
— Гордится девица, таится, боится, — пробубнил речитативом в гулкой акустике
помещения срывающийся тенорок завоевателя, по интонации которого стало ясно,
что он и сам-то очень боится. — Но сладеньким губкам придётся раскрыться…
И тут произошло то, что ещё больше усилило эпатаж действия, который, казалось
бы, уже невозможно было усилить. Зрители увидели и ощутили, что несмелый
голосок парня неподдельно, неимоверно позабавил актрису — то ли по сценарию,
то ли по счастливому случаю, который может украсить любую пьесу: ну кто поймёт
этих женщин? И она, чтобы не захохотать вслух, быстро округлила свои ярко
накрашенные алые губы и приняла в глубоком поцелуе округлый фиолетовый персик
гигантского ствола юноши, истомившегося от напряжения и жадного постороннего
внимания.
На сцене воцарилась мёртвая тишина, потому что тела всех десяти актёров, если
не считать умелых, хотя и не очень-то и глубоких, по понятным причинам,
движений женской головы, словно превратились в мраморные античные изваяния.
Из-за этой великолепно исполненной мизансцены интимная пантомима казалась
плавной и размеренной, несмотря на бесстыжие руки двоих сидящих на полу у
кушетки, по-прежнему возлежащие на сокровенном соцветии актрисы. Она помнила,
что на эти мужские руки, предназначенные для зрителей, ей нельзя обращать
внимание, хотя они, конечно, её волновали и будоражили. Но дрожь и отчаяние
стоящего над ней партнёра, который, очевидно, впервые вышел перед публикой в
своём образе, помогла ей всецело овладеть собой и гораздо жёстче сомкнуть губы,
как воскликнул бы златогласый поэт, играя на кожаной флейте неумелого
музыканта. Это было проделано столь мастерски, что из всех зрителей одна Юля,
как чувственная и влюблённая женщина, затаив дыхание, до конца поняла
происходящую на сцене игру робости и восторга. Она созерцала с изумлённой
улыбкой, прикрытой перьями её маски, как парнишка-актёр, отвечая своей
партнёрше безмолвной благодарностью, преодолевал свою неуверенность. Он
перестал переминаться с ноги на ногу, приосанился, как герольд на рыцарском
турнире. И уже через минуту счастливо затрепетал и выбросил на женское личико
горячие любовные брызги, тут же отображённые лучами софитов.
— О милая, ты лучше, чем невинна! — Завершил мизансцену его охрипший от
волнения голос, возмужавший за какие-то три минуты. И снова ударил гонг.
Юля не могла сдержать восхищённых аплодисментов, несмотря на опасение, что
Валерий Андреевич их не одобрит.
Но благодарная зрительница оказалась не одинокой в своём порыве: и над ними, и
в противоположных ложах тоже захлопали несколько пар ладоней, и оттуда кто-то
бросил на сцену огромный букет алых роз. Гетера, уже освобождённая от пут,
подняла эти цветы и прижала к своей маленькой упругой груди. А её партнёры в
этот момент выстроились в шеренгу, гордо прикрывая руками свои достоинства —
точно, как футболисты перед штрафным мячом. И это тоже было сыграно
бесподобно.
Затем занавес ненадолго закрылся для замены декораций перед следующим
действием…
…— Кажется, получилось… — еле слышно сказал Валерий Андреевич за спиной
любовницы, завороженно поднявшейся с кресла.
Если бы Юля посмотрела на него в этот момент, то второй раз в жизни увидела бы
его скупую слезу.
Глава 6. Дворецкий
…Тем же вечером её ожидал сюрприз: Валерий Андреевич вернулся из города в
сопровождении занятного молодого мужчины лет 35-ти, которого Юля никогда раньше
не видела. Незнакомец был маленьким, круглым, очень подвижным и энергичным, с
короткой стрижкой. Сразу впечатляли его грустные карие глаза, всегда
прищуренные в поисках новой мысли и забавный нос картошкой на пухлом детском
лице. Вероятно, чтобы придать своему облику мужественности, незнакомец
отпустил рыжеватые усы, свисающие почти до самого подбородка. С этими усами он
был похож на самого маленького и прыткого персонажа из серии старых мультиков:
«Как казаки кулеш варили», «Как казаки невест выручали»
и т.д. Поэтому Юля так его мысленно и прозвала: «Маленький Казачок».
А то, что этот пришелец, несмотря на элегантный твидовый костюм, не относился
к деловым посетителям, она поняла сразу. Едва только увидела, как неторопливо,
прогуливающейся походкой, они с боссом подходят к крыльцу её флигеля, на
котором она как раз читала «Работу актёра над собой»
Станиславского.
— Знакомься, Юля, это наш новый дворецкий Лука Ильич, — торжественно объявил
Валерий Андреевич. — Шучу, конечно! Но в каждой шутке есть доля шутки. Помнишь,
я обещал тебе представить режиссёра нашего маленького театра? Это он, Лука
Ильич, собственной персоной. Юлька, с этого момента ты, как старшая служанка,
переходишь в его непосредственное подчинение. Будем надеяться, что он возьмёт
тебя в труппу.
— Добро пожаловать! — радостно воскликнула Юля. — Валерий Андреевич, что мне
приготовить: чай, кофе? Или лучше по бокалу вина?
— Это уж ты выясняй с нашим дорогим гостем, — ответил хозяин. — А мне нужно ещё
решить несколько деловых вопросов…
…Их прогулка взад-вперёд по самой длинной аллее немыслимо затянулась, вечер
сгустился в ночь, являя средь звёздных россыпей облик полной луны. Но Юля
чувствовала, что сегодня, в первый вечер знакомства, режиссёр может говорить
с ней наиболее откровенно. И после вежливой болтовни обо всём на свете она
решила выяснить то, что волновало её с первого представления в театре.
— Извините, конечно, — задумчиво спросила Юля. — Но почему во всех ваших
замыслах интимные сюжеты, голые актёры, откровенность сверх всякого
предела?
— Однажды в юности мне попался на глаза «Энциклопедический словарь»,
изданный в Петербурге в 1908 году. — Объяснил Лука. — И меня поразило, что это
серьёзное издание изобилует иллюстрациями с обнажёнными телами античных богинь
или репродукций с картин художников Ренессанса. Оказалось, что в якобы
демократическом Советском Союзе издательская цензура была несравнимо жёстче,
чем в реакционные годы царской России! Но даже не это открытие поразило меня.
Статьи энциклопедии писал авторский коллектив известных и почитаемых людей, и
для них не было сомнений, что женская красота является важнейшим достоянием
человечества.
С того самого дня я решил для себя, что без эротической составляющей неполно и
схематично любое действие, любое произведение, стремящееся отобразить правду
жизни. Я начал писать сценарии для столичных молодёжных театров, некоторые из
них, правда, ощутимо завуалированные в постановке, нашли своего зрителя и
пользовались успехом. И я создавал всё больше и больше откровенных сюжетов, при
помощи которых пытался показать красоту живой страсти, свободной от запретов и
предрассудков. Но в 2005 году один известный режиссёр поставил в Харькове на
большой сцене эротический спектакль по классическому сюжету. Я думаю, что это
произошло раньше своего времени, публика была ещё не готова к такому восприятию
мира. И, хотя обнажённые актёры только шествовали и выкрикивали разные лозунги
— критика разгромила спектакль, а затем он и вовсе был запрещён. После этого
случая и передо мной закрылись двери театров: у нас ведь всякие ограничения и
подозрения распространяются мгновенно. Я думал уже уехать из страны, когда
совершенно случайно познакомился с Валерием…
…Некоторые рассуждения Луки поразили её настолько, что она даже подробно
записала их в своём дневнике. К примеру, по поводу «Мастера и
Маргариты».
Я посмотрел множество постановок булгаковского романа, говорил ей
«Маленький Казачок». И все они были либо пошлыми, совершенно нелепо
использовавшими эротический антураж, либо невероятно заумными. Так, как
ставили «Мастера», сам же Булгаков ехидно предсказал в своём
«Театральном романе». И никто не додумался применить самые простые
зрелищные приёмы. Разве трудно было догадаться, что мизансцену преображения
Маргариты под воздействием крема должны исполнять мать и дочь, женщины сорока и
двадцати лет, похожие и лицами, и телосложением? Почему было не протянуть над
залом тонкие, невидимые в полумраке тросы, чтобы Маргарита и Наташа на своём
борове летали прямо над головами ошеломлённых зрителей? Или взять бал: не могли
бы гости, висельники и убийцы, шествовать, поднимаясь по ступеням прямо из
оркестровой ямы, медленной чередой проходя через весь зал и только затем
поднимаясь к Маргарите с её свитой?...
Глава 12. Занавес
…Юлия тихонько вошла в кабинет любовника.
Валерий Андреевич сидел за столом, в состоянии отрешённости мерно покачивая
головой. Зная его характер, это ей было видеть настолько жутко, что из глаз
женщины ручьями полились слёзы. Она смогла лишь подойди и остановиться за спиной
возлюбленного, но и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть на мониторе
заголовок известного информационного блога.
«ДИКИЕ ОРГИИ ОЛИГАРХА!», кричал аршинный шрифт, усиленный мрачной
физиономией владельца данного ресурса, неприятного лысого субъекта с красными,
как у кролика, торжествующими глазами.
Далее в трёх абзацах излагалось, что известный банкир и советник президента
Валерий П. устроил в своём поместье настоящий помещичий бордель в карнавальном
духе, где предаются безудержному разврату такие же, как владелец заведения,
капиталисты и прочие паразиты трудового народа. Все подробности красноглазый
издатель обещал представить в ближайшем номере своей же газеты, предвосхищая
небывалую сенсацию.
И не столько из-за лживых глаз под заголовком, сколько понимая всю нелепость
того, что навязывают читателям, Юля чувствовала, что никакой статьи с
подробностями не будет. Скорее всего, партнёры Валерия Андреевича откупятся от
лысого прохиндея, и он мгновенно забудет о своём анонсе. И в переполненной
событиями современности уже послезавтра никто не вспомнит о недавних делах.
Но всё же было понятно, что предательство кого-то из гостей маленького театра
напрочь разрушило не только сокровенные замыслы банкира и Луки Ильича. Скорее
всего, подумала Юля, закончился и её сказочный недолгий роман.
На столе запиликал айфон Валерия, и, увидев, чей портрет отобразился на
экране, Юлия хотела было покинуть кабинет. Но любовник удержал её, протянув
руку, и включил громкую связь.
— Валерчик? — Прогремел раздражённый голос, известный всей огромной стране, но
теперь, в отличие от телевизионных выступлений, обильно переполненный матом. —
Ну ты и додумался! Личный театр затеял с голыми бабами. Ты что, граф
Шереметьев, я тебя спрашиваю? Ладно бы зверинец устроил, мы бы тогда сказали:
молодец, заботится о больных зверушках. Или даже казино какое-нибудь! Можно
было объявить народу, что там тренируется наша сборная по спортивному покеру,
а все доходы ты, как патриот, направляешь на нужды армии. Ну а здесь — о чём
говорить прикажешь?
— Простите меня, — негромко ответил банкир.
— Да я-то тебя прощу, — ответил укоризненный голос. — И утечку нежелательной
информации мы устраним. Но сам пойми: выборы на носу, и наши соперники
обязательно припомнят твою затею. Выход один, сам понимаешь, какой.
— Да, — ответил Валерий Андреевич.
— Так что поезжай-ка ты, дорогой, к жене, к детям, — вздохнул голос. — А
через пару годиков мы посмотрим, как получше тебя вернуть. Даю тебе двое суток
на сборы. А потом мы объявим, что ты находишься на лечении за границей, ещё с
мая месяца, и таким образом все слухи сами постепенно развеются.
— Я вас понял, — произнёс банкир, завершая разговор.
Затем Валерий Андреевич позволил себе единственное безумное действие — отшвырнул
айфон с такой силой, что он пролетел несколько метров, вдребезги разбив
стеклянную дверцу шкафа.
А затем он встал и сжал Юлию в прощальных объятиях. Невыносимо сладких для неё,
несмотря на весь драматизм нежданного расставания. В объятиях и в поцелуях,
которые стали для неё самым драгоценным воспоминанием жизни.
2020-06-25 в 16:58
