Лотосовые Ножки, 46 лет
Москва, Россия
- Здравствуйте, гражданочка! Я, собственно, по поводу...
Федор Палыч, управляющий дома номер тридцать семь по улице Цветочной, запнулся
на полуфразе.
Хозяйка квартиры, выгнув бровь, молча отступила внутрь помещения, позволяя
домоуправу войти. На ней был длинный шелковый узорчатый халат и
умопомрачительная чалма.
"Царица Шамаханская!"- пронеслось у Федора Палыча в голове. Он кашлянул,
собираясь с мыслями и продолжил:
- Жалобы на вас поступают, дамочка. Не уважаете никого, каблуками по полу
стучите, ходите, понимаешь, в таком неподобающем, развратном, простите,
виде! Как падшая женщина, ходите, а люди слышат, не спят...
В этот момент, дама распахнула полу расшитого халата и демонстрируя ногу в
тончайшем чулке и домашние мюли на высокой танкетке, томным голосом
произнесла:
- Вот так?
Домоуправ совсем потерял дар речи, уставившись на эту ногу. А дамочка внезапно
схватила рожок для обуви на длинной, гибкой ручке, и начала охаживать им,
несчастного мужичка, приговаривая:
- Дамочка? Падшая?! Я у себя дома! В собственной квартире! Кто вы такой, что бы
приходить и оскорблять меня?! Ишь чего вздумал...
Бедолага ойкнул, вскрикнул, потом присел, практически на четвереньки под
высокий комод с большим зеркалом, стараясь хоть как-то укрыться от ударов, а
она все лупила и лупила. Напротив комода тоже висело зеркало, огромное, в
рост, и управдом мог видеть и свое отражение, и лупцующую его даму, и
выражение ее лица - гневно воодушевленное.
Он вжимался спиной в комод, закрывал голову руками и оседал все ниже. Она уже
била его по лицу и по голове руками, распаляясь все больше:
- Ты не знаешь, что у меня везде ковры? Везде! Как я могу стучать, осел?! Ах,
ты сволочь похотливая! Думаешь, я не замечаю твоих глазок маслянных, сволочь!
Шлюхой меня назвал!
Оправдываясь, Федор Палыч пролепетал:
- Анна Филипповна! Да я не то... Да я же совсем...
Дама уже пинала его коленками:
- Глядите-ка! Имя мое знает! Я тебе покажу! Я тебе устрою, негодяй! - и она,
со злобным рыком ударила его в бок ногой.
Домоуправ обреченно повалился на спину:
- Да что же это... Смилуйтесь... Пощадите.
Но Анна Филипповна словно и не слышала, продолжая накрывать его потоками
гневной ругани и градом ударов, распаляясь тем сильней, чем жалостливее скулил
управдом. Она лупила и буквально вколачивала его под плинтус, совершенно не
заботясь о том, как и куда попадают ее тычки и тумаки. Никогда раньше, ничего
подобного себе не позволяя, Анна Филипповна сама не поняла, почему этот
человек вызвал в ней такое негодование, и осознала, что происходит, не сразу.
В какой-то момент увидела, что уже давно стоит ногами на человеке, топает в
него, топчет, а он умоляет о прощении. Федор Палыч, продолжая оправдываться,
перешел на шепот, но даже не пытался сдвинуться с места. И внезапно это все так
возбудило Анну Филипповну, что она даже растерялась на мгновение, и
продолжила, уже не для наказания, а для своего удовольствия и его унижения.
Она уже не просто топтала, а глумилась над ним.
Дальше ей захотелось большего и Анна Филипповна протянула над лицом управдома
свою изящную ногу в элегантной туфле. Когда он повиновался и молча сделал именно
то, чего она хотела - поцеловал и облизал подошву, ее возбуждение усилилось.
Взрослый человек настолько унижен ею! Растоптан совершенно. Физически!
Потрясающее открытие!
Дальше ей захотелось большего и Анна Филипповна протянула над лицом управдома
свою изящную ногу в элегантной туфле. Когда он повиновался и молча сделал именно
то, чего она хотела - поцеловал и облизал подошву, ее возбуждение усилилось.
Взрослый человек настолько унижен ею! Растоптан совершенно. Физически!
Потрясающее открытие!
И Анна начала просто топтаться, раз за разом с наслаждением поглядывая, как
это ничтожество стонет и целует ее подошвы. Она приказывала облизывать, Федор
Палыч старался лизал. Гневно тыча ему в лицо ногами, требовала тщательности и
смотрела, смотрела во все глаза!
Так прошло почти два часа. Анна Филипповна наслаждалась процессом, глядя на
себя в зеркала и вдруг спросила:
- А признайся, мечтал обо мне? Хотел меня? Ну! - она пнула домоуправа в лицо. -
Хотел? - Да... Да... - слабым голосом подтвердил Федор Палыч.
- Молодец. - Анна продолжила переступать. - Вот и дождался. Это так приятно,
прямо, как секс. Да еще какой, оказывается! - философствовала она, и сбросив
с ноги туфлю, наступила пальцами точеной ступни на его нос и губы. - Целовал
когда-нибудь такие ноги? Ну так целуй. Целуй, целуй! - она с силой придавила
его рот и заметила, что Федор Палыч просто-таки зашелся в обожании. Тогда Ана
Филипповна сняла вторую туфлю и позволила ему долго целовать то одну, то другую
ногу, растирая ими его лицо. - Будешь правильно себя вести, я буду иногда
позволять тебе это.
Домоуправ даже задохнулся от восторга, а Анна Филипповна рассмеялась от такого
проявления эмоций.
Неделю спустя, Федор Палыч явился снова.
- Анна Филипповна, вы просили зайти. Что-то случилось?
- Случилось, Федор Палыч, случилось. - многозначительно произнесла она, с
горящим взором. - Счета принесли только сегодня, а должны были вчера!
Домоуправа уже трясло мелкой дрожью:
- Да ну, что вы... - привычно вымолвил он, сгибая колени и медленно оседая.
- Я желаю тебя наказать! - заявила Анна Филипповна. Ее ноздри раздувались,
дыхание участилось, а на щеках проступил румянец. - Ну! - она взяла в руку
рожок...
Домоуправ, опустился на колени, с безнадежным скулежом:
- Ну Анна Филипповна...
Тут же последовал удар по его спине.
- Живей!
Федор Палыч взвизгнул и попытался улечься быстрей. Она, не дожидаясь, начала
его утрамбовывать ногой, еще в процессе укладывания.
А потом, принялась долго и уже вполне со знанием дела, затаптывать.
- Настроение паршивое. Хочется пойти прогуляться, воздухом свежим подышать, а
чем вместо этого я занимаюсь? Топчусь тут по твоей мерзкой липкой туше, старый
хрыч. Еще и погода отвратная, на улицу не выйти. Все из-за тебя, урод. Жалкое
бесхребетное существо. А ну, лижи подошвы! - домоуправ покорно повиновался. Он
усердно вылизывал ступни, а Анна Филипповна продолжала унижать его. - Прикажу и
с крыши сиганешь? Или такое чмо, как ты только тряпкой половой готов быть, а?
Молчи, дубина! Продолжай вылизывать, не отвлекайся. Говорить будешь, когда
позволю...
После этого раза, на теле Федора Павловича еще долго оставались иссиня-черные
гематомы и ссадины. Он подолгу рассматривал их в зеркале ванной, по вечерам, а
потом ему снилась Анна Филипповна. Она топала по нему ногами, стараясь попасть
шпилькой по самым болезненным местам и смеялась...
Тем временем наступила осень. Летние легкие туфли сменились на великолепные
сапожки, из тончайшей кожи, красиво облегающие ногу...
Анна Филипповна шла по двору, избегая луж, обходя их по усыпанному осенней
листвой газону, сминаяя ее и оставляя на земле отпечатки легких следов с
маленькими дырочками. Федор Палыч украдкой следил за ней из окна своей квартиры
на первом этаже. Он еле успел спрятаться за занавеску, когда Анна Филипповна
постучала по стеклу сложенным зонтом. Это был знак того, что она желала его
видеть...
- Хочу обновить сапоги. Приступай! - Анна Филипповна согнула ногу, подставляя,
подошву сапога для поцелуев коленопреклоненному домоуправу. Он слегка замялся.
Обувь ведь уличная... Она нахмурилась, пинками вынудила его лечь, вдавила
подошву в щеку и несколько раз с силой прокрутила. - Лижи, чистоплюй! И только
попробуй хоть песчинку оставить!
И Федор Палыч, конечно все вылизал, а Анна Филипповна, конечно его истоптала.
Она делала это долго и жестоко, потом выдохнула, скидывая напряжение:
- Ух! Всё! Пошел вон.
Но он, с трудом отлепляя себя от пола у комода, заканючил:
- Ну А-а-анна Филипповна, - и кое-как перевернулся на живот.
Она вскинула удивленно брови, деланно спохватилась:
- Ах, ну да, - и встала перед его лицом, подставляя молнию сапога. Федор
Палыч с трудом ее разул, и Анна Филипповна наблюдала с высоты своего роста, с
каким обожанием домоуправ целует ее горячие ступни. Она даже подставляла пятки,
пальчики, свод стопы, и слушала, как он охает и поскуливает от
восторга...
В один из последующих дней, Анна Филипповна наслаждалась безмятежностью бытия,
как вдруг, в дверь позвонили.
- Зачем пришел? Я не звала...
- Анна Филипповна, так я это... Как домоуправ... Договор вот новый... - Федор
Палыч заметно нервничал - Здравствуйте, Анна Филипповна! - невпопад вымолвил
он.
- Ну, здравствуй, Федор Палыч, здравствуй... - снисходительно ответила Анна
Филипповна, взяла бумаги в руки и стала читать, шагнув немного внутрь
квартиры, и встав так, как могут только красивые женщины, - чуть боком,
опираясь на правую ногу, а левую расслабила, наклонив ступню на внутреннюю
кромку подошвы, так что внешний край приподнялся над полом. Эта соблазнительная
поза так подействовала на управдома, что он без разрешения лег ничком и
принялся целовать эту подошву. Поскольку приказа и позволения не было, он
целовал и лизал только обувь - перемычку мюли и высокую танкетку, стараясь
проникнуть языком под маленькую подошву. Анна Филипповна стояла молча, словно
не замечая, делала вид, что читает этот дурацкий договор, а потом подставила
Федору Палычу другую ногу, давая, тем самым, разрешение. Он впился в ее
ножки, обувь и пяточки, совершенно не подумав, что его Госпожа может быть не
одна. Поэтому, услышав какую-то возню в дальней комнате, он дернулся, но Анна
Филипповна мгновенно наступила ногой ему на спину, пресекая попытку, и коротко
приказала:
- Лежать!
В холл вышла домработница Варя, которую Федор Палыч знал и она его, конечно,
тоже. Окинув взглядом открывшуюся сцену, Варвара, без тени смущения
спросила:
- Анна Филипповна, уборку я закончила. В магазин, может быть сходить?
А вот Федор Палыч, смутился не на шутку. Удушливой, горячей волной, залила
его лицо краска стыда. Анна Филипповна, не дав управдому опомниться, топнула в
его спину:
- Что остановился? Продолжай!
Дамы занялись обсуждением того, что необходимо купить, а он, дрожащими
губами, продолжил целовать ту ногу, которая стояла перед его лицом, сминая
плотный ворс ковра. В процессе разговора с Варей, Анна Филипповна сняла вторую
ногу с его спины и тоже поставила перед лицом, а еще через минуту вынула ее из
мюли, давая понять, что ступню надо облизать со всех сторон. И Федор Палыч
отдался этому процессу, пересилив свой стыд перед Варей и даже страх
разоблачения.
Все произошло так обыденно, с безмолвного согласия всех, словно само собой
разумеющегося, что Анне Филипповне стоило немалых усилий оставаться спокойной и
не выдать своей взволнованности. Горло, внезапно пересохло, но она лишь слегка
кашлянула и продолжила разговор с домработницей, как ни в чем не бывало.
Надо отдать должное Варваре, которая оказалась женщиной тихой и не болтливой,
что всех весьма устроило.
Сезоны сменили друг друга. Анна Филипповна стряхивала с сапожек то снег, то
слякоть на грудь домоуправа. Домоуправ привык быть в пыли или влаге с ее подошв,
к растертым губам и языку, перепачканному, периодически, лицу. Она звала его
все чаще, уже без всякой причины и бывала то мягка, то жестока. А он все чаще
напрашивался без приглашения, благодаря судьбу за то, что Анна Филипповна ни
разу не прогнала его, а пропускала в квартиру, слегка отступив в сторону и
окинув надменным взглядом. И даже присутствие в квартире Вари не смущало больше
Федора Палыча. Он падал на колени прямо на пороге и склонял голову к ногам Анны
Филипповны, ожидая приказа.
Однажды она сильно избила его сапогами по подставленному лицу. Била долго и
методично. Голова бедняги моталась из стороны в сторону, подгибались руки, но
он терпел до последнего, пока не завалился набок от очередного жестокого пинка.
Анна Филипповна встала на его скрюченное тело и продолжила свою жестокую забаву
острыми каблуками. Она топтала его так же методично и тщательно, не забывая и
про избитое лицо. Федор Палыч хрипел и задыхался, когда Анна Филипповна давила
его горло, и дрожал измочаленным телом, кода она переходила на грудь. В тот
день она все же смилостивилась, пожалев его и даже извинилась своеобразным
садистским способом, позволив ему остаться и лечь под ее кресло. До самого
вечера Анна Филипповна гладила разбитое лицо управдома своими изящными ступнями,
разрешив покрывать их жаркими поцелуями, и лишь поздней ночью выставила его
вон.
С тех пор домоуправ был готов к неожиданным ударам, и даже желал этого,
отчасти со страхом, отчасти с надеждой на повторение избиения и последовавшего
за им сладкого, незабываемого вечера.
Впрочем, Федору Палычу и раньше доводилось бывать под этим креслом, но в те
разы она была немногим милосерднее, чем всегда. Даже велела ему сделать для
себя специальную наклонную спинку-подпорку под лопатки, чтобы его "мерзкая рожа
была прямо передо мной, и мне было удобнее пинать ее".
- Мне надоело тянуться до твоей уродской хари, - говорила Анна Филипповна
вбивая мыски туфель в щеки домоуправа. - Сам позаботься о своих "наградах".
Давно должен был сообразить, червь ничтожный!
В такие вечера домоуправ уходил из этой квартиры не менее избитым и истоптанным.
С распухшим лицом, языком и губами от бесконечного облизывания топчущих и
пинающих его сапог, туфель, босоножек - целого арсенала восхитительных орудий
унижения, порабощения и уничтожения.
А прекрасная Анна Филипповна с каждым разом все больше входила во вкус. Из ее
коллекции обуви исчезло все уродливое, хоть и удобное, функциональное. Она не
просто сменила обувной гардероб, а начала выискивать и покупать особенную
обувь. Специальную. Теперь она предпочитала самые изящные модели, и всякий раз
примеряя новую пару, думала о том, насколько приятно и удобно в ней будет на
дрожащей живой туше.
А потом все закончилось. Так же неожиданно, как и началось. Анна Филипповна
съехала и не появлялась в квартире. Федор Палыч сильно переживал ее исчезновение
и поначалу постоянно проводил дни у окна своего первого этажа. Потом он узнал,
что она продала квартиру и больше не вернется. Это было очень тяжелым ударом,
но постепенно управдом смирился.
И вот однажды, зимой, Федор Палыч открыл дверь на очередной звонок, наверное,
снова кто-то из жильцов пришел жаловаться на плохое отопление или еще
что-нибудь. Но на пороге стояла Анна Филипповна, - его Госпожа. Она просто
шагнула в прихожую и молча смотрела, как он трется лицом о ее ноги, вжимается
в них жадными губами и слизывает с пола снежные лужицы, стекающие с ее сапожек.
- Надо же! Я ведь даже не успела приказать лечь к моим ногам.
- Разве Вы не чувствуете, что я давно уже там? Всегда. И Вы топчете мое лицо и
топаете в него. Я полулежу перед Вашим креслом, каблуком левой ноги Вы давите
мою грудь в самом верху, и я, повернув голову, облизываю Вашу туфельку и
подошву. А правой ногой Вы пинаете меня в лицо и наблюдаете, как я стараюсь
продолжать целовать...
- Заткнись! Я купила дом и мне нужен кто-то, кто сможет следить за
эксплуатацией. Подумала, что ты справишься. Ты ведь управдом. Я даже комнату
тебе выделила...
КОНЕЦ!
Хэппи, так сказать, энд!)
2019-08-12 в 20:57
