Сергей Громов, 42 года
Одинцово, Россия
"Мужчинам на Северном Кавказе не хватает ресурсов для профессионального развития
и для поддержки своих семей. Проблемы гендерного неравенства в регионе
невозможно решить без устранения неравенств социальных и экономических.
Что делать, когда мать, жена и сестры считают, что ты в доме кормилец, а
единственные места работы, куда тебя берут – это охранник на автостоянке или
сторож на овощебазе? Как быть, если отец и дед завещали тебе защищать честь
семьи, а тебя на каждом перекрестке может остановить с вымогательствами любой
гаишник? Куда идти, если ты все время под подозрением – как террорист, как
преступник, как наркоман?
Бедность, бытовая неустроенность, бесправие – проблемы, которые по данным
исследования Фонда имени Генриха Бёлля и международного центра Free Happy
People, больнее всего бьют по жизни мужчин на Северном Кавказе. О том, что
гендерное неравенство в этом регионе растет из установленного в государственном
порядке неравенстве социальном, oDR поговорил с координатором исследования,
социологом Ириной Костериной.
Чем объясняется интерес к этой теме? Почему именно мужчины, почему именно на
Кавказе?
Интерес возник на основании наших предыдущих исследований. Несколько лет назад
мы (Фонд Генриха Белля в России – прим.ред.), по заказу некоторых
северокавказских НКО, изучали положение женщин в регионе, чтобы лучше
понимать, какие у них проблемы, с какими трудностями они сталкиваются и как
лучше с этим работать. Например, выяснилось, что осведомленность о помощи,
которую могут предоставлять местные НКО совершенно ничтожная – некоторые женщины
даже и выражения “общественная организация” не знают. Кроме того, в этом
исследовании вышел на поверхность огромный блок проблем про домашнее насилие: он
вышел и при анкетировании, и в глубинных интервью с женщинами. Этой темы было
невозможно избежать; мы увидели, что именно она волнует женщин больше
всего.
Когда мы собрались группой – там были и исследователи, и активисты – чтобы
обсудить эти свежие данные, мы поняли, что не ожидали такого масштаба трагедии
в регионе. Мы оказались в растерянности и ужасе, было непонятно, что с этим
делать. При этом было очевидно, что это насилие женщины не сами себе причиняют,
оно не существует в вакууме, оно берется откуда-то, что-то его порождает,
что-то его усиливает, что-то его легитимирует. И тогда появился импульс
послушать и понять мужчин.
На Северном Кавказе есть пара десятков НКО, которые работают с женщинами, но
где мужчины, что с ними происходит, чего они хотят, довольны ли они своей
жизнью – этого мы вообще не знаем. До того момента вся работа была сосредоточена
на женщинах, все руководители НКО и волонтеры – женщины, в 90% тренингах
участвуют девочки или женщины, а мужчины выпадают.
Какие есть пересечения в исследованиях женщин и мужчин? Есть какие-то общие
проблемы?
Мы сохраняли вопросы в анкетах примерно одинаковые, чтобы ответы были
сравнимые. Оценка проблем в республиках у мужчин и у женщин очень схожая. В
принципе, люди переживают за довольно базовые вещи – безработица, низкий
доход, отсутствие возможностей для профессиональной самореализации, потому что
рынок труда очень маленький. Экономические проблемы волновали одинаково и
мужчин, и женщин. Люди также отмечали коррупцию, ощущение несправедливости,
клановости. Какие-то бытовые неустроенности отличаются от Москвы, конечно же,
но и схожи с российской глубинкой – типа незапланированного отключения света
зимой, долгого отключения воды летом. В общем, жаловались на обычную бытовую
неустроенность.
Стереотипы о том, какая работа является достойной кавказского мужчины больно
бьют по репутации кормильца.
Но главное все-таки – отсутствие работы или стереотипы о том, какая работа
является достойной кавказского мужчины. Эти представления еще сильнее
ограничивают возможности выбора и больно бьют по репутации кормильца.
Есть ощущение, что насилие связано именно с ощущением неустроенности? Как это
насилие интерпретируют женщины, откуда оно берется? И как его интерпретируют
мужчины?
Очень по-разному. Насилие такая сложная тема, здесь нельзя сказать, что
мужчины понимают так, а женщины понимают эдак, даже у женщин были разные
ответы и оценки. На Кавказе есть часть людей, для которых насилие
легитимировано тем, что оно неизбежное и всегда было.
Конечно, на уровень насилия очень сильно влияет милитаризация как следствие
многих военных конфликтов, она на Кавказе гораздо выше, чем по России в целом.
На Кавказе у людей до сих пор есть оружие. У нас как-то был тренинг в одном
санатории, где нас кормили манной кашей с маслом – а кавказские юноши это не
едят, конечно. Поэтому мы решили сами себе делать еду, пошли на рынок за мясом
и овощами, и один участник из горного дагестанского села – единственный, кто
вообще умел готовить – научил остальных делать походную шаурму. Но тут
выяснилось, что нужны ножи, чтобы резать мясо и овощи. И тогда несколько из
мужчин пошли к своимей машинам и принесли оттуда кинжалы. Они приехали с
кинжалами! Я спрашиваю, зачем они вам нужны, что вы с ними собирались делать,
а они мне – "в дороге всякое может случиться". Это холодное оружие, у него
довольно большое лезвие, и если бы его нашла полиция, то могли бы быть
проблемы. Хотя ГАИшнику тоже можно объяснить: "Брат, ты что, еду в другой
регион, как же я могу без кинжала ехать". Они сами знают, как регулировать
перевозку кинжалов. Так что оружия много, и оно не только холодное, есть и
огнестрельное.
Но главное – у мужчин на Северном Кавказе есть сильное ощущение
несправедливости. Там оно острее и сильнее, и накладывается, конечно, горская
маскулинность, которая, по идее, должна быть вся такая независимая, и эту
независимость и свободу российская империя уже на протяжении ста лет всячески
пытается одомашнить, колонизировать и модернизировать. И это не идет на пользу,
потому что насилие происходит как противовес этому внешнему давлению. В Чечне
это выражено особенно, потому что силовая фигура Кадырова и его армии, которые
имеют довольно обширные полномочия на местном уровне, создают безжалостную
иерархию. Мужчины чувствуют себя очень уязвимыми, очень субординированными по
отношению к системе.
К мужчинам применяется структурное насилие со стороны правоохранительных органов
и всех остальных: бесконечные гаишники, которые тормозят, вымогают деньги,
унижают, шантажируют. Правоохранительные органы не применяют это насилие к
женщинам, потому что они их не могут трогать – в этом плане женщины защищены
традициями. Когда в Ингушетии были митинги, ОМОН бил и хватал мужчин – но они
не могли себя так же вести с женщинами. Чужая женщина, не из твоей семьи, ты
ее не можешь даже пальцем тронуть, это табу. Поэтому у женщин насилие в
приватной сфере, а у мужчин получается со стороны государства.
И конечно, самый влиятельный фактор – это общественное мнение. В некоторых
республиках раньше местные правила не допускали для мужчин никаких проявлений
чувств и эмоциональности по отношению к близким. Нельзя пойти с женой погулять
или посидеть в кафе, нельзя встретить дочку из школы и обнять ее, нельзя
признаваться в собственных неудачах и бессилии. Согласно местным адатам и
кодексу горца мужчина должен был быть таким неуязвимым и безэмоциональным
супер-героем. В последнее время местная жизнь больше регулируется исламской
этикой, нежели адатами, и поэтому проявления чувств, любви, привязанности к
жене и детям становятся более приемлемыми.
У мужчин на Северном Кавказе есть сильное ощущение несправедливости.
Вообще любовь и отношения становятся важной частью жизни кавказского мужчины,
поэтому вполне объясним растущий запрос на многоженство, которое позволяет
заключить второй брак “по любви”, а не потому что время жениться пришло, как
часто бывало с первым ранним браком.
То есть, мужчины проявляют насилие по отношению к женщинам вслед за тем, как
общество и государство проявило насилие по отношению к ним самим?
Представим себе гордого джигита из древнего рода, у которого сейчас у него нет
работы и ему предлагают какие-то унизительные должности. У тебя жена и трое
детей, тебе выедают мозг все твои родственники, что ты главный и за все
ответственный – но при этом у тебя нет никакой власти. И тогда ты будешь искать,
где эту власть взять, и она берется в выстраивании новой иерархии по отношению
к своей жене, ведь больше ты ни с кем это иерархию выстроить не можешь.
Мама – уважаемый человек, это та женщина, которую мужчины слушаются на
Кавказе: мама всегда права, мама может и жену подобрать. И остается эта
одна-единственная женщина, которую он еще и не очень любит, потому что иногда
женятся не по большой и чистой любви, а потому что время пришло, потому что
хорошая девушка из хорошей семьи, и так далее. Нет сильной эмоциональной
привязанности к этому человеку – и получается, что на ней можно срываться,
можно кричать на нее.
Агрессия, насилие – это во многом модели поведения, рождающиеся из
неуверенности в себе и в своем завтрашнем дне. Почти треть опрошенных вами
мужчин говорят, что основные чувства, которые они испытывают – это
беспокойство и тревожность.
Да, это так. И огромный процент отметили – “надежда на лучшее будущее”.
Это чувство характерно и для мужчин, и для женщин? У них схожее эмоциональное
восприятие реальности?
Я бы сказала, что оно разное. Вспомним как во время экономического кризиса 90-х
женщины побежали и переквалифицировались из учительниц в продавшиц и не делали
из этого большой трагедии, а мужчины лежали, страдали и смотрели в потолок или
шли в бандиты. Я бы сказала, что здесь какая-то похожая логика. Женщины на
Кавказе живут в настоящем моменте и решают те проблемы, которые есть. У них
больше солидарности, больше ресурсов, очень много общения друг с другом,
поддержки, их это поддерживает. И при этом они больше реализуются в приватной
сфере.
А мужчина должен реагировать и общаться с внешним миром и быть в публичном
пространстве. В Чечне публичное пространство занято Кадыровым. В Дагестане –
кумовство и коррупция, там мэров одного за другим сажают. Когда мужчины смотрят
на политику, они видят, что рассчитывать не на что. Как взаимодействовать с
внешним миром мужчинам на Северном Кавказе не очень понятно.
Когда мужчины смотрят на политику, они видят, что рассчитывать не на что.
Взаимодействие происходит, скорее, в не публичном пространстве, а в ближнем
круге за пределами семьи. Социальные сети очень активно используются,
дагестанские мужчины там делают постоянно какие-то стейтменты про жизнь, про
ценности, как правильно жить, а женщины стейтменты не делают, они общаются в
вотсапе и про бытовуху, им даже детей нельзя запостить в фейсбуке, иначе их
сглазят, и себя красивую в инстаграме нельзя – муж будет ревновать.
Ваши исследования были инициированы северокавказскими НКО и проводились в
сотрудничестве с ними. Может ли гражданское общество помочь мужчинам и женщинам
в ситуации, когда и те и другие испытывают неравенство и насилие по отношению к
себе?
Я не думаю, что проблему насилия может решить гражданское общество, она и для
всей России примерно одинаково актуальна, просто на Кавказе есть одна
специфика, в Москве есть другая специфика, а где-нибудь в Новокузнецке есть
другая. В принципе, как устроено насилие и чем оно порождено – это везде
довольно похоже. В отсутствии государственного вмешательства пройдет еще очень
много лет, чтобы хоть что-то начало меняться. Сейчас декриминализировали
домашнее насилие, и кризисные центры сказали, что уровень домашнего насилия
вырос, потому что государство не дает наказывать насильников. У нас и так была
очень плохая система защиты, а теперь она еще хуже.
Появились ли у вас, тем не менее, какие-то рекомендации как гражданскому
обществу работать на Кавказе с темами, непосредственно связанными с
семейностью, интимностью, с частной жизнью?
Гражданское общество там сейчас очень специфическое, потому что денег нет,
организации вынуждены ориентироваться на президентские гранты, и выигрывают
проекты, которые укладываются в традиционную риторику – традиционная семья,
традиционные ценности, помощь молодым мамам и борьба с экстремизмом и
терроризмом.
Когда приезжаем мы, мне пишут, что мы опять со своим феминизмом. Но за годы
работы я вижу, что если не использовать пугающие слова "гендер" и "феминизм",
а просто разговаривать про важные вещи, то очень много людей ходили бы на
тренинги и дискутировали. Запрос на эти темы очень большой."
Источник: https://www.opendemocracy.net/ru/men-in-northern-caucasus/
Большая статья от британского фонда "Открытая Демократия" о гендерных вопросах
на Северном Кавказе. Я националист и бываю предвзят, по отношению и к кавказцам
и к либералам. Поэтому скажу вкратце. Во многих других регионах России у
русских, татарских и прочих мужчин и женщин проблемы очень похожие, и не
всегда все надо валить на государство. Наше государство далеко от идеала, но
даже идеальное государство не будет работать за нас над решением наших проблем,
в промышленных масштабах.
2019-05-03 в 17:58
