На улице пасмурно и одиноко. Мелкий дождь едва моросит и ощущение, как будто
все пространство в одночасье накрылось серой тугой массой, плотной простыней,
которую ни порвать ни скинуть с небосвода и теперь так будет всегда.
Капли дождя сливаются с гладким, как зеркало, озером посреди зеленой густой
чащи, делаясь единым.
Небо кажется уснуло.
Немая зловещая тишь.
Одинокие лодочки кружатся в неслышном вальсе, черные снаружи и розовые с
голубым внутри.
Внезапно из леса, со стороны темной еловой чащи, показалась фигурка.
Это мальчик, он совсем еще юн, стройный и худой, одет в светлые короткие
штаны, черные туфли с металлической застежкой и серый то ли китель, то ли
гимназистскую помятую застиранную форму. Его большие карие глаза с пушистыми
ресницами смотрят безо всяких эмоций прямо перед собой, источая что-то вечное и
необъяснимое.
С ним пластмассовая кукла, которую он теребит грязными руками. Одета она в
красный сарафанчик поверх белой длинной тюлевой юбки. У куклы красивые
нарисованные зеленые глаза и брови ниточкой и стрижка под карэ.
Дождь становится невыносимым и буквально рвет на части. Гремит гроза с белыми
страшными вспышками. Если иметь безрассудство и попробовать переплыть озеро в
такую погоду - молния ударит прямо в голову. Это закономерность.
Жители не раз встречали его в магазине, на остановке и на проселочной
неосвещенной дороге с этой самой куклой или с другой, у которой были темные
волосы и обходили стороной, перед тем как на севере небо окончательно
превратится в темно-сизый фон.
Что-то есть приятное в женском. Это тонкое, едва ощутимое, милое. О которое
так любят вытирать тяжелые кирзовые сапоги все кому не лень. Некие остатки
человечности в нежной его интерпритации.
И всякий раз не было слов а было только чувство.
Однажды его все же попытались отправить насильно в приют, в одно учреждение
закрытого типа, сославшись на определенное положение опекунов и прочие
"заслуги".
Он ушел через форточку, оставив на память наскальные рисунки на обоях.
Возвращаясь к ним в дом, особенно к нему, носящему шляпу и очки, который
любил брать за шею загнутой крюком можжевеловой палкой и поттягивать с грозным
видом а затем дьявольски смеяться над смущенностью.
Умирал без оказания первой помощи, с перекошенным от ужаса лицом. Как
перевернутый на спинку майский жук. А затем иссох и отправился в Валгалу.
Примерно и тогда стали сниться сны о Теме. Форнификация, бондаж, что там еще в
контексте? Причем снились сторонние лица, а не я сам. Только в роли
наблюдателя. Девушки, похожие на мальчиков, какие то крошечные существа и тоже
женского пола. И эти декоры. Они были фантастические и в тоже время настолько
близкие. Были особые названия, термины.
