Master O., 49 лет
Киев, Украина
Вместо предисловия
Терпеть не могу виртуальный треп и затяжные «вирты»... Но некоторые девушки
настолько умеют попросить, вдохновить и убедить, что ради них хочется сделать
исключение.
Одно из таких исключений родилось прямо в чате, экспромтом мысль ложилась на
экран и будет предана она суду немому, всех тех, теперь ее кто прочитал.
Открывая мир BDSM той юной леди хотелось показать свое отношение к Теме и место
в жизни этих игр, в которые играют люди.
Представь, что в комнате нет ламп, а шторы — бархат...
Еще представь, что все-же любишь
ты его, что хочешь ты его неудержимо и, что слегка боишься рук его.
Представь теперь, свечей танцует пламя, и что в шампанском видят они
блик...
Блик глаз твоих прекрасных несравненных, и глаз его в шампанском этом блик.
Глаз страстных, хищных — проглотить готовых, глаз добрых, что готовы поощрить
и тех, что наказать всегда готовы.
Представь теперь, что ты сидишь на стуле и локоны волос с твоих плечей, чуть
приоткрытых ночью, нежной блузой, стекают кожу сладко щекоча. А вот,
почувствуй, вот его рука, так опытна она, так горяча...
Тебя она небрежно прикоснулась, скользнув по обнаженному плечу. Ты робко лишь
едва вздохнуть успела, как он припал к губам твоим, вонзив не то клыки, не то
язык свой страстный. И только ты слилась с ним в поцелуе, до упоенья чувствуя
его, как он токлнул тебя назад, пренебрегая... с тобою стульчик вместе
развернув. Ты тянешься к нему как тот подснежник, что к солнцу тянется уж в
первый день весны, а он к шкафу и там достал повязку. К тебе назад пантерою в
прыжке и сзади глазки милые твои повязкой этой плотно он закрыл. Ты ручками
прекрасными коснулась повязки этой, не спросив его, а он их молча за спину
твою, за спинку стула крепкими руками отвел и так впредь делать запретил.
Ты вся дрожишь боишься ты и хочешь, любви и страсти и телесных мук, что в
сладком упоении прекрасном до наслажденья доведут иль обратят в испуг.
Тогда на ухо молвит Мастер строго: «Молчи!» Но если что должна сказать, то
только слово «Мастер» с уваженьем. «Да», «Нет», «Спасибо» иль «еще»... А так
без разрешенья гласных быть не может, в словах твоих во вздохах и в груди ни
звука кроме ровного дыханья, что прервано быть может страстью лишь!
Берет твой Мастер шарфик шелковый прозрачный, но прочен он и не подвел длинной.
Заходит сзади где твои ручёнки, за стулом хрупко держишь ты дрожа и по одной
петле запястьем каждым «приковыввает» к стулу он тебя. Конец шарфа, как левый
так и правый, к лодыжкам устремляются шутя и ножки обвивая дважды к каждой
приматывает к стулу он тебя. Да так завязан каждый узел туго, что угол ножек
стула чувствует икра, прекрасной нежной ножки твоей юной едва не вырывая робкий
стон из алых уст, что медом дивно пахнут.
Ты держишься с закрытыми глазами, открытым сердцем, сжатым в маленький комок
с душой, что ангела небесного лишь чище с любовью к Господину своему. Ты
держишься ни звука не издав... лишь томно дышишь, чувствуя его. А он теперь
ликуя, обездвижив, словно паук безропотную жертву, закидывает юбочку твою аж
на животик и нежно волосами щекоча он языком твои ласкает бедра, огонь греха и
страсти разливая по ним до самых пят по ножкам вниз. А вверх — аж до груди
руками он тебя ласкает, где алые сосочки набухают, твердеют словно камушки
они. Покалывает нежно и приятно их каждый клеточек комочек, их каждый
напряженный волосок и... Мастер в рот берет теперь их нежно, ласкает и кусает
твой сосок.
Движеньем резким до колен срывает твой Мастер трусики с тебя. От неожиданности
ты, – его рабыня, слегка несдержанный издала легкий вскрик. Не видя глаз его
из под своей повязки, ты ищешь подсознательно заботу и ласку и, наверное,
тепло.
Но гнева полон Мастер твой теперь: за непослушную стыдится он рабыню! Он свечку
взял одну из тех, что на столе и к ножкам, страстью дышащим твоим, принес ее
как коршун дикий жертву. По доброте душевной он признался, что коже женской,
самой в этом месте нежной, будет больно, что ножкам бедным уж несдобровать. И
что от капель столь пронзающе горячих захочешь неизбежно ты кричать.
И молвило Господин твой строго, что пытку эту выдержать должна, тогда
исправишь грех былой сказав лишь: «спасибо Мастер, я всегда твоя». Когда
утихнет первый боли яростный порыв сдержи желания, сдержи и крика взрыв. Твой
Мастер добрый подсказал, что надо расслабить ножки – будет легче так, что
выдохнуть должна ты воздух полностью из легких, тогда не сможешь крикнуть как
уж не трудись. И ты зажалась в маленький комочек, и выдохнула воздух из себя,
а капля злая свечки ненасытной пронзила болью жадною тебя. Едва не рвется шарфик
твой шелковый едва не рвутся мышцы на ногах. Ты падаешь к коленкам головою,
столь трепетна прекрасна и хрупка, едва способна различить как рвутся руки, об
стула спинку ставя синяки, упругие как ножки сжимаются коленками друг к другу
от боли яростной пытаются спастись, закрыться от горячих адских капель и
вырваться как облака, как птицы ввысь! И лишь любовь твоя и жажда послушанья
спасают вновь тебя от наказанья. Ты выдавив слова без звуков гласных даешь
возможность Мастеру простить, ему сказав почти уже сквозь слезы:
«спа-аххх-асибо Ма-ах-ас-стер», выдохнув на ушко всю робость, нежность юную
свою. Он взяв тебя за волосы спокойно, еще борящуюся с пятнышком огня, на
ножке нежной след, которое оставив красный, откинул вновь на спинку где
была.
И начинает утихать уж боль, и ручки милые не так теперь стесняет шарфик и
спинки стула угловатой клеть на них теперь уж меньше давит. Но Мастер твой не
новичок и знает он чем отплатить за боль твою, смирение и страх. Он нежно
языком своим ласкает все бедра от коленок до лобка, а пятнышко болючее едва ли
задевает и каждый раз слюной его смоча, он нежно дует чтобы холодок любовный,
страданий гору с болью укротил и таешь ты в руках его скользящих от бедер нежных
по твоим бокам, вверх к грудкам, что под блузкой, белоснежны и к тверденьким
набухшим вмиг соскам.
Потом скользнул его язык шершавый в горячую солененькую щель, раздвинув губки
нежные, родные, он устремился язычком туда...
...туда в ту раковинку милую, Венеры, что ароматом девственным полна, что
источает нежный сок из лона, к нему что подается так любя! И он ласкал,
посасывал клиторчик, и в лоно языком он проникал, а ты его за уши обнимала
сжимая бедра связанных двух ног, коленями его ты обвивала, как грешница-змея в
Эедем-саду. Но очень уж увлекся лаской Мастер и сильно два твоих сосочка сжав,
извлек из губок сладких пересохших, невинный детский стон, скорее крик.
Твой крик как гром средь ясного был неба, как душ холодный в летнюю жару.
Вскочил тут Господин, и ткань рванул он на тебе прозрачной блузки, чтоб
пуговицы покатились вниз! Вмиг развязал банты внизу у шарфа, и шелк скользнул с
двух пережатых ног...
Свобода?..
Нет, теперь лишь наказанье, металась мысль в головушке твоей...
Взмолилась ты: «О Мастер, Мастер, милый, позволь ласкать тебя, и в ротик
нежно брать, стоять готова вечно на коленях, и анус я готова подставлять,
лишь не пори меня, прошу тебя я, милый, дай мне пожить, о милый
Господин!»
Нет, ты бесстыжая шлюшонка, закрой свой рот и звука не издай! И лишь за
каждый взмах, что болью раздается «Спасибо Мастер» с удара цифрой изрекай.
Молю Вас милый, Мастер, справедливый, не выдержать мне это все сейчас, я Вас
мо-луммпфффф!
Я задушу тебя, хоть слово еще скажешь, считай удар мой каждый и
благодари!
Он пуговицы павшие подвинул, к коленкам их дрожащим подопнул, поднял под
мышки, плавно приземлив коленками, что только после ласки еще к нему пылали
нежной страстью, на боль теперь сменившейся и страх.
Взял Мастер плеть взмахнул у глаз закрытых и сжалась девочка, как нежный
мотылек, а Мастер не коснувшись тела спустил лишь позже плеть рабыне на
сосок.
Провел так нежно, с Мастерским соблазном, по шейке, по соскам ее, скользнул
до бедер вниз и снова вверх — сосочки теребя и грудь лаская. Но дурочка
рабыня-малолетка, закрылась ручками, удара стереглась. А Господин
разгневавшись в порыве, ей руки сзади резко заломал, взял шарф не думав, не
гадая вокруг запястий и локтей связал!
С ее устами слился в поцелуе страстном, как-бы прощаясь, будто навсегда,
затем разрезал воздух он девятихвосткой и ей считать удары приказал!
Девчонка хрупкая, стонала и дрожала, считать стараясь каждый свой удар,
благодарить его не забывала, пока «ласкала» плеть спины алтарь. Потом зашел он
спереди не дрогнув, без ложной жалости начав массаж груди, слезинка робкая из
под повязки покатилась, водой святой сосочек алый окропив...
Рабыня бедная, страдала и терзалась, вперед от страха с болью наклонялась в
знак благодарности к коленям Мастера припав. А сзади ручки нежные искали, опоры
вырываясь из шарфа, и коготками робко кожу драли, впиваясь пальчиками в самую
себя. Когда следов малиновых на теле виднелось может 10 может нет, когда
девчонка слезки уж глотала, чтоб не рыдать и Мастера не злить, он поутих и на
колени встал к ней сказав: «Ты знаешь как тебя люблю?! Люблю тебя, мой агнел,
больше жизни, не ради боли я тебя порю и коли скажешь только мне стоп-слово,
немедля всю игру остановлю!»
Сорвал повязку с глаз её он резко, на пол швырнув и на руках поднял. Несет по
комнате, горохом рассыпая в коленки вросшие три пуговки её. Несет и нежно-нежно
обнимает, сквозь стон целуя ангела глаза, и слезки её жадно выпивая, как
после «горько» пьют вино всегда до дна!
Принес и положил её на ложе и вмятинки от пуговиц узрев, припал губами к ним
столь благодарно, что боль она стояла всю стерпев. Он целовал колени бережно и
нежно переходя на ласки до лобка, раздвинул ножки плавно, безмятежно... к
груди пылающей скользнет его рука...
Она стонала больше не от боли, скорей от ласки и от томных чувств, от
возбуждения дрожала, не от страха, а он входил в нее казалось аж до плеч!
Она как кошка ему спину драла, а он кусал ей губы и язык, она стонала и они
стонали, они любили вместе и упали...
… в истоме сладкой до утра заснув!
2013-06-13 в 19:25
