домработник, 52 года
Батуми, Грузия
Бок под панцирем ныл нестерпимо, и эта боль раздражала, отвлекала от дела. И
всё же Кэйдар сделал всё до конца. Обошёл корабль, проверяя, как размещены в
трюмах пленные. Мужчин и женщин держали отдельно. Женщины в свободных грубых
платьях, безучастные и равнодушные ко всему. Не на что смотреть. Хотя есть
среди них и довольно молодые… Нечесаные, спутанные волосы, вороватые движения,
взгляды исподлобья. Варварская кровь. Все они больше похожи на животных, чем
на людей. «И она такая же, должно быть…» Кстати, её ведь уже привели,
наверное.
Кэйдар заторопился к себе, в свой шатёр, под его спасительную прохладу. День и
вправду обещает быть жарким до ночи, хотя и осень скоро. Ещё до обеда далеко,
а уже такая духота.
Предусмотрительный Шира оставил на столе кувшин с разбавленным вином и блюдо с
апельсинами, их сок хорошо утоляет любую жажду. Кэйдар прошёл к столу,
неслышно ступая по мягкому ковру. Царевна уже была здесь, сидела на полу,
недалеко от входа, как и положено всем слугам. Склонившаяся голова, опущенные
плечи, сложенные на коленях загорелые руки, открытые до локтей.
Кэйдар рассматривал её, стоя боком, пока разводил себе попить: налил бокал из
кувшина, выдавил туда же сок одного апельсина и, только отпив несколько
глотков, повернулся к ней лицом. Ещё с минуту разглядывал её оценивающе, с
интересом. Распущенные, очень светлые волосы закрывали ей лицо, но Кэйдар
чувствовал кожей её взгляд, настороженный и любопытствующий одновременно. «Отец
Вседержитель!- воскликнул Кэйдар про себя с невольной улыбкой.- Уж не я ли
должен тебя сейчас ТАК разглядывать!»
- Ты и есть Ирида, дочь вождя?- он усмехнулся, пытаясь за резким голосом и
бесцеремонным вопросом скрыть своё удивление.
- Убитого вами вождя, - поправила она его, и в её голосе зазвенела ответная
усмешка, злая, горькая усмешка, даже не усмешка – упрёк. Медленно подняла
голову, глядя прямо в глаза. Она – рабыня?! Кэйдар не одёрнул её, только
бровью повёл, как будто говорил про себя: «Интересно-интересно!»
А рабыня хороша. Чтоб понять это, хватило одного взгляда, но это был взгляд
опытного любовника. Красивая даже. Конечно, красота эта не та, не привычная
глазу: светлые волосы, смуглая от загара кожа, глаза не тёмные, - незнакомые!
– ярко-синие, и высокие идеальной формы брови. И молодая, лет восемнадцать ей,
не больше…
- Мне сказали, ты была единственной дочерью…
- Да, если б мой отец был жив… Или хотя бы Илан… Меня бы здесь точно не было!-
девушка перебила его, – его, будущего Наследника! – повела головой, отодвигая
тяжёлые пряди, падающие со лба на глаза.- Они б не пожалели денег… За любую,
названную вами цену…- голос её сорвался, потерял звучание, и рабыня
отвернулась, отвела взгляд.
- А Илан… Это твой муж, да?
- Это мой брат!
- О, не знал. Если б и он остался жив, я бы и его принял подобающим
образом…
Кэйдар рассмеялся над своими же словами, сквозь смех чувствуя, что нательный
паттий присох к ране, и каждое движение вызывает неприятное ощущение. Боль
напомнила об усталости. Захотелось скинуть с себя всё и в первую очередь этот
тяжёлый панцирь, принять ванну, сделать массаж, хоть как-то расслабиться. А
девчонка эта немного не кстати…
Отставив бокал, Кэйдар принялся сам развязывать ремешки панциря. Проклятый
варвар! Как он смел руку поднять? Да ещё так точно, щепка прошла как раз между
латами. Несерьёзно, но болезненно. Боль эта раздражала, а раздражение
требовало выхода, и он заговорил сквозь плотно стиснутые зубы:
- Ты, я вижу, не до конца понимаешь своё нынешнее положение. Ты теперь не
царевна. И твоего народа больше нет. Что стало с твоим братом, я не знаю, а,
вот, отца твоего я убил сам в честном поединке. Вот этими вот руками! И поэтому
всё, что тебе когда-то принадлежало или могло принадлежать, теперь моё. Даже
жизнь твоя – это моя собственность. Понимаешь?
Конечно, она понимала, в лице сменилась мгновенно, вскочила на ноги, плавно
качнувшись назад, вскинув руки, бесстрашно шагнула ему навстречу, сверкая
глазами:
- Конечно, я же не мужчина, я не могу…
- Вот именно, ты женщина!- Кэйдар перебил её, встречая ярость и гнев виэлийки
спокойной улыбкой.- И ты даже не представляешь, как тебе повезло, ты теперь
моя женщина. А с ними я обычно не разговариваю. У меня для них другой язык…- Он
схватил рабыню за руки чуть ниже локтей, рывком притянул к себе. Но девчонка
быстро сообразила, Кэйдар успел коснуться губами лишь её щеки, нежной, чуть
прохладной кожи. От этого прикосновения, от волос, пахнувших разогретым
солнцем и степными травами, появилось настоящее желание, а не только попытка
показать свою власть.
Она сопротивлялась молча, смотрела с ненавистью, со злостью, и почти
освободила одну руку, и так больше и не дала поцеловать себя. Простая,
шуточная возня, которую иногда так любил Кэйдар, на этот раз увлекла его
по-настоящему. Невозможность легко взять то, что принадлежало ему на правах
победителя и господина, заставила быть более грубым, чем он позволял себе
обычно.
Два шага в поисках опоры, и вот она, стена, дощатая надпалубная надстройка,
завешанная расшитым гобеленом. Прижатая спиной, притиснутая рабыня впервые
застонала, хрипло, с болью. В последней отчаянной попытке освободиться вырвала
одну руку, чуть не вцепилась, как кошка, ногтями в лицо. Кэйдар перехватил
эту руку, больно стискивая оба запястья в своих пальцах. Прижал обе её руки к
стене, высоко поднимая над головой. Ответом ему был не стон боли, а что-то на
виэлийском, похожее на ругательство.
Она не давалась для поцелуя до тех пор, пока он не поймал её за волосы, а
потом уже за подбородок. Неопытные сухие губы, казалось, тоже пахли солнцем и
полынью. Горячая, дикая, с ненавидящим взглядом, она не давала
остановиться.
Рука с лица, вниз по горлу, переместилась ниже, до ворота длинного свободного
платья из грубой ткани. Громкий треск, но под платьем оказалось ещё что-то,
ещё какая-то рубашка из тончайшего дорогого полотна. «Спрятаться хотела среди
простых!» Ещё один рывок от ворота и вниз. Панцирь и пояс с кинжалом мешали, не
давали ощутить всю теплоту открытого, не защищённого одеждой тела.
Не обращая внимания на отчаянное сопротивление, коленом раздвинул её ноги,
подсунул руку под колено, рывком поднял её всю вверх по стене, повыше. При
первом же толчке поймал её взгляд, улыбнулся в ответ на отвращение, боль,
ненависть.
Они так и смотрели друг другу в глаза: Кэйдар – победно, каждым своим движением
доказывая, утверждая с таким трудом завоёванное право и власть; рабыня – с чуть
откинутой назад головы – с ненавистью, с презрением, с отвращением. Он
отпустил её руки, безвольно упавшие вниз, вдоль тела, всё равно она больше не
сопротивлялась, даже последний поцелуй приняла покорно, не отстраняясь. Может,
поэтому Кэйдар и не сразу почувствовал опасность, перехватил её руку с
кинжалом в последнюю секунду. Сталь панциря приняла весь удар, направленный в
печень, и этот звон вернул в действительность.
Ярость в ответ на коварство была сильной, но короткой. Пощёчина и вывернутые
пальцы поставили всё по местам.
- Дрянь! Думаешь, ты первая сегодня?..
Закрыв лицо руками, виэлийка медленно сползла по стенке на пол, затряслась в
беззвучных рыданиях.
Дурочка. Глупая девчонка. Сама во всём виновата. Не надо было дёргаться…
Кэйдар дрожащими руками плеснул вина в бокал, выпил залпом, одним глотком.
Нет, это было какое-то помутнение рассудка. Не иначе…
Он всегда был заботлив со своими рабынями. Шесть официальных наложниц, десятки
случайных единичных связей. Конечно, частенько приходилось быть настойчивым,
особенно когда в первый раз, но сейчас…
Ничего, будет, зато, знать своё место, своё настоящее предназначение, свою
главную обязанность: плодить потомство для мужчины-господина.
- Шира!- крикнул раба-слугу, краем глаза видя, как вздрогнула рабыня всем
телом в испуге, завозилась, стыдливо запахивая платье на груди. В его сторону
не смотрела намеренно, пыталась игнорировать. Уже поздно, милая.
Виэлийка оказалась вообще без всякого опыта, но не это привлекло Кэйдара, и
даже не красота лица, нет. Красивых рабынь у него и дома полным полно, и
рабыню-девственницу всегда можно купить – дело не в этом. Но ни одна из женщин,
с которыми приходилось иметь до этого случая дело, не сопротивлялась так
отчаянно, так яростно, до самого конца. Это привносило в привычный набор
чувств, сопровождающих любую близость, что-то новое, что-то необычное,
какую-то острую пикантность, опасность даже, стоит только кинжал тот
вспомнить.
Интересно, а если именно она родит тебе сына? Каким он будет от такой матери?
Кэйдар мечтательно прикрыл глаза. Мысль о наследнике, достойном своего отца,
давно уже приобрела навязчивую идею. Да, он будет сильным, смелым, отважным,
способным идти до конца, как его мать!
Кэйдар аж рассмеялся, вскидывая голову, и только боль отрезвила его.
Он продолжал мечтательно улыбаться, а Шира суетился вокруг, помогая снимать
панцирь.
- Он сегодня спас меня дважды. А я не хотел ещё надевать его… Спасибо, Шира,
ты надоумил!
Старый слуга обрадовано оскалился, показывая дырку вместо одного переднего
зуба, заморгал блёклыми, выцветшими глазами.
Присохшую ткань паттия Кэйдар отодрал сам, изогнувшись, смотрел через плечо,
но никак не мог ничего увидеть, лишь боль чувствовал, и как кровь из
потревоженной раны, вытекая, защекотала кожу. «Надо будет всё-таки сказать
Лилу. Пусть уж посмотрит…»
* * *
Перейдя по переброшенной доске, Лидас медленно огляделся. Всё, как обычно,
ничто не изменилось. Собственно, а каких перемен ты ждал? Покушение на сына
верховного Правителя, неудавшееся покушение, – это ещё не значит, что тебя
должны были встретить стенаниями и плачем.
И всё-таки кое-какая перемена была по сравнению с утром: в нависающем полумраке
угасшего дня силуэт человека, привязанного за поднятые вверх руки, казался
чёрным. Не в силах побороть любопытство, Лидас медленно приблизился. Интересно,
за что его ТАК?
Иссечённое, избитое тело держалось только за истёртые верёвками запястья.
Живого места нет. Лидас ещё не встречался с таким жестоким обращением по
отношению к рабу. Раб – это собственность, за которую плачены немалые деньги.
Раб – это всё-таки человек, многое ему можно объяснить при помощи языка, при
помощи слова. А тут же…
Не удержался, приподнял за подбородок тяжёлую свесившуюся голову, заглянул в
лицо. Искусанные до крови, растрескавшиеся губы, в уголке, несмотря на вечер,
ещё ползала маленькая муха. Лидас согнал её скорее неосознанно, чем в мыслях о
заботе. Совсем ещё молодой, по-юношески симпатичный.
- Живой он ещё, господин Лидас?- Надсмотрщик, разносивший воду гребцам,
повернулся к Лидасу.
- Живой, - Слабое биение крови под пальцами еле улавливалось, и при звуке
голоса очень тихо, почти незаметно, дрогнули ресницы, длинные, тени от них
лежали в углублениях глазниц.
- Живучий, однако, собака, - Надсмотрщик остановился рядом.- Ни звука, пока
секли… Миский, так тот вообще рассвирепел… Ты у меня, говорит, плакать
будешь… Я тебя, говорит, кричать заставлю… Бесполезно! И ведь весь день без
воды, на солнце… Упрямый, гадёныш…
- За что его?
- Так это ж он на господина нашего, на будущего Наследника…
- Он?- протянул Лидас удивлённо.
- Да. Сегодня утром… Накинулся. Ещё бы чуть-чуть, цепь была б чуть подлиннее…
Да ещё заметили вовремя… И я рядом был, господин… Вот нам и приказали. Господин
Кэйдар приказал: бичевать и оставить, пока не сомлеет. Думал, одного дня ему
хватит… Ан, нет! Живучий!.. Ну, уже всё равно не очухается… Мы ему хорошо
всыпали… Я своё дело знаю!
- Молодец!- отходя, Лидас потрепал надсмотрщика по плечу.- Молодец!
Пока шёл к шатру Кэйдара, всё думал, так задумался, что ничего не видел
вокруг, натолкнулся даже на одного из матросов. Тот отскочил, извиняясь, но
Лидас на него и внимания не обратил.
Кэйдар прав: посягнувший на жизнь свободнорождённого должен быть казнён. Прав,
как всегда, и, как всегда, жесток не в меру. Хватило бы одного удара мечом
или кинжалом. Нет! Его потому и боятся все, знают, на что он способен.
Хотя, один всё же не испугался. Раб, – а не испугался! Руку поднял на
возможного Наследника. За такое казнь, без всякого сомнения… И всё-таки… Что-то
тут не так. Что-то тут неправильное… Смелые должны жить, а не трусы! А если
этот смелый – раб, что тогда? Ой, как это сложно всё! Как сложно! За одну
минуту не решить…
- Ты!- Кэйдар глянул через плечо.- В такое время?
- А что? Солнце вот только село…- Лидас остановился у порога, скрестив на груди
руки, смотрел на Кэйдара. Тот, раздетый по пояс, с поднятыми над головой
руками, улыбался довольной беспечной улыбкой.
- Видишь!- дёрнул подбородком в сторону Лила, который, наклонившись, целебной
мазью обрабатывал рану на правом боку.- Из боя вышел, из поединка с самим царём
– ни царапинки! А тут же! На собственном корабле, среди своих людей,
собственный раб… И, знаешь, чем? Щепкой от весла! Вот уж никогда бы не
подумал… Сам виноват, конечно… Расслабился, слишком поздно заметил… Да ты
проходи, садись… Поужинаем вместе… Я, так, сегодня даже не обедал, есть
хочу, как крестьянин. А ты? Ты, как? Что-то серьёзный такой? Случилось
что?
- Случилось!- Лидас вздохнул. Он смотрел на Кэйдара без зависти. Тот был моложе
его всего на два года. Сложение просто идеальное, ни капли лишнего жира.
Мускулы под кожей перекатываются при каждом движении, как у горного барса.
Такой же стройный, гибкий, и такие же сильные движения. Кэйдар - хороший воин,
это все знают. И всё равно Лидас не завидовал его славе. Он слишком хорошо
знал, на что способен сам. А мечта сойтись с Кэйдаром в поединке – просто,
померяться силами: кто - кого! – оставалась пока мечтой.
- Завтра с утра придётся отправлять лодку искать воду. Кони без воды совсем
остались, и другая скотина. На утро только и есть…
- А с кормом как? Сена-то хватит?
- Не знаю. Если так и будем на вёслах идти, то вряд ли. И так уже порядком
урезали. Ячмень – две меры в день, сено – полтюка на голову.
- Овец надо резать! Съедать их, пока они нас не съели…
- Режем! Но не рабам же мясо давать…
- Ну, это ясное дело!- Кэйдар рассмеялся.- Ты мне, главное, воинов моих корми
получше, а рабов потом пусть хозяева откармливают. А насчёт воды это хорошо,
что предупредил. С утра и отправим на разведку…
Это ещё полдня потеряем, пока заправимся. А может, и больше…
Лил закончил перевязку, отошёл в сторону. Кэйдар сам справился с застёжками
лёгкого паттия, хоть и видно было, что каждое движение причиняет ему боль. Он
продолжал довольно улыбаться, таким Лидас его уже давным-давно не видел. С тех
пор, пожалуй, как Правитель дал «добро» на организацию этого похода.
- Ну, остаёшься на ужин? Я, вон, даже Лила пригласил. Вы ведь согласны,
правда же?- Врач, собирая все свои инструменты и бинты, укладывая баночки с
мазями, немного растерянно и испуганно улыбнулся. Улыбка на его узком костистом
лице вообще была редкой гостьей.
- Нет! Я ещё одно дело не уладил, - Лидас поднялся с широкого удобного кресла,
явно намереваясь уходить.
- И какое же? Разве мы не всё обсудили?
- Кэйдар, отдай его мне!- потребовал резко, с вызовом, как никогда ещё не
обращался к брату жены.
- Кого?- тот удивлённо вскинул брови, не понял, о ком речь.
- Раба того. Гребца…
- Он что, ещё живой?- Кэйдар поморщился с разочарованием. Лидас кивнул в
ответ.- Зачем тебе? Я приказал его казнить. Он убить меня хотел… Таких щадить
нельзя ни в коем случае. И вообще… Какой в этом смысл? Да и не отменяю я свои
приказы обычно…
- Я хочу его… Для себя лично…
- О!- Кэйдар рассмеялся.- Если б ты взял себе одну из женщин, я б ещё понял… Но
этот варвар?
- Нет! Ты неправильно понял. Ну, вообще-то, я же имею право взять себе
что-нибудь из общей добычи, - Лидас говорил, глядя Кэйдару в глаза, будто со
стороны себя слыша, и сам поражался своему упрямству. Никогда с ним такого не
было. Это и Кэйдар почувствовал. Может, поэтому и уступил так легко, не
допытываясь больше.
- Да забирай, конечно! Я видел – это падаль уже. Еда для мух! Всё равно
подохнет. Если уже не подох…
- Ну, тогда ладно, пойду я, - Лидас заторопился.- Лил, зайдёте ещё ко мне
сегодня перед сном, хорошо?
Врач кивнул, а Кэйдар недовольно скривился. «Меня и раба этого – одному врачу
лечить?! Ну, это уже слишком!» Но вслух ничего не сказал, промолчал.
* * *
Если б Хатха осталась живой, она бы пожалела. А так… Ни с кем другим Ирида не
решилась поделиться своим горем. Да и сами они всё прекрасно понимали.
Выплакалась украдкой, плакала до тех пор, пока не устала. А тело всё ещё
помнило его грубые сильные руки, и следы от них появились на запястьях, и
болели губы, которые он целовал силой.
Грубое животное! Разве такого можно назвать человеком? В конце концов, перед
ним не скотница, а дочь царя, как он сам сказал «царевна».
Хотя какое это теперь имеет значение? Рабыня ты! Такая же, как и все другие.
Вон, как Тина со своей годовалой дочкой. Баюкает её, бережёт, свой хлеб ей в
воде размачивает, а на рынке продадут по разным хозяевам, и не увидит больше
свою Лидну. И Симса… Её трёхмесячного ребёнка ещё на берегу бросили с одним
объяснением: «Всё равно не доживёт!» Всё равно им, что она уже пятый день в
себя прийти не может. Не ест, ни с кем не разговаривает, не чувствует
ничего.
Что им всем твоё горе? Ещё неизвестно, как судьба у каждой сложится.
Может, он ещё и отвяжется, этот аэл? Он уже получил всё, что хотел. Чего с
меня взять ещё?
Нет, аэл не отвязался. Утром от него пришёл слуга, проводил под понимающие
взгляды других женщин. «Ещё хоть пальцем прикоснется, руки на себя наложу! Чем
жить так, лучше вообще никак!» Шла и думала, даже по сторонам не глядя.
Остановилась у порога, поплотнее прихватив разорванное до самого низа платье:
подол его расходился при каждом шаге, и ноги оказывались непростительно
открытыми.
Аэл ещё только завтракал, сидел за столом к ней лицом, и при появлении Ириды
медленно поднял голову, улыбнулся с таким доброжелательным видом, что
невозможно было внутренне не вздрогнуть. Нет, человек он симпатичный, красивый
даже, но опасный, какой-то до жестокого опасный. Так и ждёшь от него подвоха,
неприятностей. Не всё решает красота лица, и этот аэл – прямое тому
подтверждение.
- Мне сказали, что в тот день справляли твою свадьбу. Что же твой муж? Ты не
знаешь, что с ним стало?
- Он погиб. Как и все другие…- Ирида смотрела на него, смотрела прямо в глаза,
и его насмешка, постоянная насмешка раздражала, невольно вынуждала быть
резкой, не такой, как должно в её положении.
- Как видно, до брачной ночи дело не дошло, - усмехнулся.- Не показалась ты мне
похожей на замужнюю женщину. Отсутствие опыта…
- Какое вам дело? Я не хочу об этом…- Ирида выдержала его холодный оценивающий
взгляд, полный хорошо скрываемой злости. Аэл повёл бровью: «Вот ты, значит,
как!», - допил вино в бокале. Каждое движение спокойное, а всё равно ждёшь: вот
встанет сейчас – да как ударит. И будет прав! Вспомни, как сама частенько
сердилась на Хатху за её нерасторопность, била по рукам молоденькую Улу, когда
та, расчесывая волосы, была не аккуратна. Теперь их обеих нет, а сама ты во
власти этого вот человека. Захочет – прикажет высечь, может сам ударить по
лицу, как вчера… Ну и пускай! Он ждёт покорности, привычного послушания? Для
этого нужно родиться рабыней, а я дочь царя, не абы кто! Попробуй сейчас
заставить меня вести себя, как тебе этого хочется!
- Для варварского народа ты неплохо знаешь наш язык, - заметил он, срезая ножом
кожуру с яблока. Ирида смотрела, не отрываясь, на эту скручивающуюся змейку и
понимала лишь одно: хочется есть. И больше ничего! Чего ему надо? Зачем мучает?
Пусть сразу говорит!
- Моя кормилица была из аэлов.
- Ну, что ж, по крайней мере, не придётся тратить на это время, - Аэл с
ухмылкой повёл плечами. Он продолжал сидеть, а Ирида стояла в трёх шагах от
него. Аромат отваренного с пряными травами мяса дразнил, приковывал взгляд,
большого труда стоило не смотреть постоянно на это блюдо.
Да, с нашей едой не сравнить, только хлеб и вода. Да и хлеб-то какой! У отца и
слуги лучше ели.
- Пока, до прибытия, ты будешь жить здесь, со мной, - Их взгляды снова
встретились, и на этот раз не выдержала Ирида. Возмущению её не было предела.
Да как он может? Как он смеет вообще? Такое – предлагать?! Нет, не предлагать –
приказывать! Распорядился, – наложницей своей, проституткой…- Тебе подберут
нормальную одежду. Примешь ванну… Я уже отдал соответствующие распоряжения…
- Мне ничего не надо. Да и не хочу я вовсе…
- Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Я приказал, значит, так и будет, - Он
стремительно поднялся, и Ирида невольно отшатнулась. Ударит? Видела его глаза
очень близко, незнакомые, тёмные, почти чёрные, с опасной чужой глубиной.
Это холодные глаза человека, который и вправду способен ударить женщину. Это
глаза человека, убившего твоего отца, твоего брата и мужа, того, кто сломал
твою жизнь одним ударом.- Тех, кто меня не слушается, я наказываю хлыстом. Ты
хочешь, чтоб тебя высекли? Мне только слово стоит сказать. Могу отдать тебя
матросам или своим воинам. Ты этого хочешь?
Ирида опустила голову, чувствуя, как краснеет её лицо от возмущения, от
постоянного унижения, какому подвергает её этот человек. Каждым своим словом он
насмехается, унижает, лишает воли.
- Мне хотелось бы остаться со своими…- Слабый протест, глупый в её
положении.
- Ты хотела сказать, с моими рабами? В трюме? Среди грязи и вони, с дрянной
пищей и плохим обхождением? Любая женщина моей Империи мечтает о твоей судьбе.
Стать матерью Наследнику!- Ирида аж поперхнулась при этих словах, взглянула на
него с немым ужасом.
- Я не…
- Я подарю тебе всё, что захочешь, взамен за сына… Даже свободу. Хочешь быть
свободной?
- У меня всё равно нет больше дома. Мне некуда возвращаться. Кому я буду нужна
после…
- О-о!- он рассмеялся, чуть откинув голову, показывая белые ровные зубы. И
этот смех разозлил Ириду. Тебе смешно, значит? Весело? Убили всех, кого не
смогли взять с собой, на корабли. Младенцев, стариков, раненых. Сожгли всё до
последней жердинки… А теперь смеёшься?! Ты же сам, наверняка, распоряжался
своими воинами. Будь же ты проклят! Сам – и дети твои. Да, и дети!
- Я лучше мыть полы буду. Стирать самую грязную одежду, чем ещё хоть раз…-
заговорила громко, с возмущением, вздёрнув подбородок. Он схватил её за руку,
рывком притянул к себе:
- И это вот этими-то ручками?- Опять издевательская усмешка.
Ирида попыталась освободиться, придерживая разорванное платье одной только
рукой.
- Пусти!
Это неожиданное обращение на «ты» удивило аэла. Он оттолкнул её, отшвырнул на
ложе.
- А вот так говорить со мной я бы не советовал.
Ирида упала спиной на мягкое покрывало, но подняться не успела. Два
стремительных шага, и он придавил её за руки к кровати, наклонился,
заглядывая в глаза, улыбаясь уголками губ.
- Видишь, я сегодня без кинжала…
- Не надо… Пожалуйста…- сам язык против воли просил о милости. Аж голос упал до
шёпота.
- Не бойся, тебе понравится. Я буду сегодня особенно нежен, - Подался вперёд
коснуться губами – Ирида сморщилась от отвращения, отвернулась, зажмуриваясь.
Но аэл вдруг выпрямился, убирая руки, с торопливой нежностью провёл пальцами
по щеке.- Ну? Что там?
Этот вопрос предназначался кому-то третьему. Закрываясь руками, Ирида
приподнялась, отодвинулась в сторону, подальше от аэла.
- Господин Кэйдар, там лодка подошла. Вы же хотели, чтоб вас предупредили,
как только они вернутся…- Слуга сам понимал, что появился не вовремя, стоял,
низко опустив голову и плечи, виноватый лишь в том, что, выполняя приказ,
отвлёк хозяина от его личного дела.
- Он бы мог сделать всё и сам, - чуть слышно проворчал аэл, поправляя пояс,
приглаживая волосы. Вышел из шатра, в сторону Ириды даже не взглянув.
«Святая Мать-Создательница! Не оставила в милости своей…»
* * *
- У нас ещё один из тяжелораненых помер, - сообщил Лил, переводя усталые глаза
на Лидаса.- И двум другим операция нужна. Один я в таких условиях не справлюсь…
Ещё дня три плыть – не иначе, а им столько не продержаться.
- У вас же был помощник, или ученик. Я помню, - Лидас, стиснув подлокотники
кресла, чуть подался вперёд, заглядывая собеседнику в глаза.
- Он погиб, - ответил Лил и, отпивая из бокала, опустил взгляд.- Толковый был
парень. Но полез, куда не следует… Придётся подыскивать нового ученика…
Лидас покачал головой с пониманием. Невезучий человек, этот Лил. За пять лет их
знакомства он постоянно получает от Создателя одни лишь неприятности. Сейчас,
вот, лишился ученика, второго уже за эти пять лет. В прошлый поход его ранили
самого. Чудом жив остался! Это что! Рассказывают, десять лет назад, когда по
Империи катился мор, он лишился жены и троих детей, вымолил у Творца
последнего младшего сына, дав обет при этом: помогать всякому бесплатно, даже
рабу.
Сын его, правда, вот уже два года как погиб в походе против вайдаров, а Лил
всё равно верен своей клятве.
- А как, кстати, тот варвар?- впервые за два дня вспомнил про гребца и не
удержался с вопросом.
- Живой пока. Держится. И откуда столько силы берёт?- Лил покачал головой. Было
в этом движении невольное уважение.- А что? Организм молодой, возможно,
выносливость от рождения. Среди варваров такое бывает, - потянулся долить вина в
бокал.- Первое время бредил сильно… Да язык какой-то незнакомый, не виэлийский…
А теперь молчит, вообще ни слова. Онемел, как будто… Смотрит в потолок, без
всякой мысли… Такое бывает иногда после тяжёлого ранения или сильного испуга.
Лечить бесполезно, пока само не пройдёт. Есть не ест ничего, пьёт, только
когда сам дам… странный немного… И, кажется мне, с головой у него немного
того…- Лил не сдержал короткого смешка, поводя указательным и средним пальцами
у левого виска.- Тихий сдвиг. Но оно и понятно, после бичевания обычно не
выживают… А зачем он тебе, собственно?- посмотрел на Лидаса в упор, тот даже
смутился немного.
- Да никуда, вообще-то. Просто жалко стало – и всё! Смелый он… А может,
телохранителем его своим сделаю… У меня был такой раньше, в детстве. Верный,
как собака.
- А этот, думаешь, таким же будет?
- А куда он денется? Я же его спас…
Лил опять рассмеялся, покачал головой, будто сказать хотел: «Ну-ну, посмотрим
ещё!..»
* * *
Когда стемнело окончательно, ясно стало всем: это последняя ночь в море.
Отсюда, с борта корабля, можно было разглядеть яркую точку: каракасский маяк.
Он помогал мореходам на пути к дому, он обещал скорую встречу с родными и
близкими. Радовались все аэлы: и моряки, и простые воины, и даже Кэйдар был
рад, хотя никто его особо-то и не ждал. На Лидаса так вообще смотреть нельзя
было без улыбки. Он нетерпеливо прохаживался вдоль борта, почти не отрываясь,
смотрел на белую немигающую звёздочку у самого горизонта.
Там была его Айна. Насмешливая, острая на язычок красавица. Горячая в
проявлении всех своих чувств: от страсти любовной до ненависти. С такой не
соскучишься. А к некоторым её шуткам вообще привыкнуть невозможно. Но она стоит
потраченных сил, издёрганных нервов и проглоченных всухую невыплаканных
слёз.
Интересно, а сама она хоть немного скучает?
- Эй, Лидас!- окрикнул Кэйдар, отвлекая от глубоких сокровенных мыслей.- Ты
приготовил своей жёнушке подарок? Или, вон, этот будет твоим подарком?- Он
дёрнул головой, указывая куда-то в сторону, и Лидас перевёл взгляд. Своего
раба-гребца узнал сразу, хоть тот и кутался в старый плащ Лила, стоял в
стороне от всех, в тени шатра, даже свет от светильника рассеивался в
полуметре от его жалкой, осунувшейся и болезненной фигуры.
Лидас поморщился недовольно, сразу не сообразил, как ответить Кэйдару, но про
себя почему-то подумал: «Только сегодня утром поднялся – и уже здесь!»
- Ты ещё не передумал?- Кэйдар подошёл ближе.
- Не понял, ты о чём?- Радостное настроение моментально куда-то делось. И
почему он так любит задавать издевательские вопросы?
- Сейчас ещё есть возможность избавиться от этого…- Кэйдар небрежно дёрнул
плечом.- Выбросить за борт – не доберётся! Да он и плавать-то, наверно, не
умеет!- Рассмеялся весело. Да, и он рад возвращению домой.
- Да я вообще-то о таком не думал, - Лидас улыбнулся против силы. Постоянные
насмешки Кэйдара вынуждали быть всегда серьёзным, и всё равно, меткого, но
сильного ответа не находилось. Лишь после, через время, начинаешь, как
обычно, понимать, что и как надо было сказать.- Наоборот. Он на поправку идёт.
Какое тут топить? Пускай уж…- замолчал, сам чувствуя, что слова его, как
оправдания нашкодившего мальчишки.
- И зачем тебе это, а?- Кэйдар чуть сощурил глаза, склонил голову набок. Весь
вид его теперь располагал к честности и доверию – прямая противоположность себе
прежнему минуту назад.- Неужели жалко стало? Пожалел – варвара? Раба? Он
свободнорождённого жизни лишить хотел…
Лидас ответил не сразу, задумался, оказалось, прошлое вспоминал:
- У вас не принято так, я знаю. А у нас, у иданов, на восьмой год со дня
рождения делают подарок: хорошего воина из пленных врагов…
- Разве хороший воин может попасть в плен?- Кэйдар перебил, изумлённо вскидывая
брови. В этом вопросе звучало лишь удивление – не насмешка, поэтому Лидас не
замолчал, продолжил дальше:- У меня был Вилат. Варвар из горных вилатов. Сейчас
этого племени уже нет, всех их выбили вайдары. Но тогда… Он хорошим охотником
был. Мы с ним вместе столько троп прошли…
- И твой отец не боялся отпускать тебя с рабом? А если б он?..
- Нет! Ты что?!- Лидас оживился. Вообще-то он всегда был сдержан в проявлении
эмоций, но в эту минуту изменился до неузнаваемости.- Он же меня тогда, –
помнишь, я про кабана рассказывал? – на руках через перевал тащил…
Нет, он, Вилат, преданным был… Почти, как друг… Ты не знал его просто… А по
следу как шёл! А стрелял из лука!.. Он ведь и молодой совсем был тогда… Моложе
меня сейчас…
- А почему был? Теперь-то он где?
Лидас поджал губы, глаза тёмные, ничего в них, кроме тоски, и свет фонаря в
зрачках дробится на осколки. Опять серьёзный стал, сжатый, ни одной мысли на
лице не прочитаешь.
- Казнили его за попытку к бегству… Отец приказал…
- Ну вот, - Кэйдар изумлённо выдохнул.- Я всегда говорил: рабы, как волки, как
ни прикармливай, как ни заботься, а при случае всё равно сбежать
попробует.
Лидас на эти слова никак не отозвался, смотрел куда-то левее, но не на маяк,
смотрел так, будто ничего перед собой не видел, таким напряжённо-серьёзным был
его взгляд.
- Так ты думаешь этого тоже приручить?- Кэйдар повёл плечом, будто указать
хотел на варвара.- Так это ж не волк, собака это беззубая… Ему уже охоту
бунтовать отбили. По моему приказу…- Кэйдар рассмеялся.
- Нет, он уже ручной, - Лидас не воспринял его слова как шутку, говорил
серьёзным тоном.- Я его кормил два раза – и он меня уже слушается. И кличку свою
хорошо знает…
- Да? И как же ты его назвал?
- Виэл. Как обычно, по названию племени…
- А если сбежать попробует, тоже казнишь?
- А куда ему бежать? И зачем? Он же ничего не помнит. Даже разговаривать
разучился…
- Да? Так такой раб и вправду, как собака. Ходить следом, выполнять приказы,
есть, когда дадут, и, главное, не трепаться с другими без меры, - Кэйдар
опять рассмеялся.- Да, хорошую ты приобрёл себе игрушку…
[img]4993698435799530_600_450[/img]
2011-09-12 в 23:47