Хозяйка, 70 лет
Екатеринбург, Россия
Мама Стифлера.
Про ролевые игры.
Когда коту делать нехуй — он себе яйцы лижет. (с) Народная мудрость.
— Слушай, у меня есть беспесды ахуенная идея! — муж пнул меня куда-то под жопу
коленкой, и похотливо добавил: — Тебе понравицца, детка.
Детка.
Блять, тому, кто сказал, что бабам нравицца эта пиндосская привычка называть
нас детками — надо гвоздь в голову вбить. Вы где этому научились,
Антониобандеросы сраные?
Лично я за детку могу и ёбнуть. В гычу. За попытку сунуть язык в моё ухо, и
сделать им "бе-бе-бе, я так тибя хачю" — тоже. И, сколько не говори, что это
отвратительно и нихуя ни разу не иратично — реакции никакой
— Сто раз говорила: не называй меня деткой! — я нахмурила брови, и скрипнула
зубами. — И идея мне твоя похуй. Я спать хочу.
— Дура ты. — Обиделся муж. У нас сегодня вторая годовщина свадьбы. Я хочу
разнообразия и куртуазности. Сегодня. Ночью. Прям щас. И у меня есть идея, что
немаловажно.
Вторая годовщина свадьбы — это, конечно, писец какой праздник. Без
куртуазности и идей ну никак нельзя.
— Сам мудак. В жопу всё равно не дам. Ни сегодня ночью. Ни прям щас. Ни завтра.
Хуёвая идея, если что.
Муж оскорбился:
— В жопу?! Нужна мне твоя срака сто лет! Я ж тебе про разнообразие говорю. Давай
поиграем?
опупеть. Геймер, Мля. Поиграем. В два часа ночи.
— В дочки-матери? В доктора? В прятки? В "морской бой"?
Со мной сложно жыть. И ебацца. Потому в оконцовке муж от меня и съёбся. Я ж
слОва в простоте не скажу. Я ж всё с подъебоном…
— В рифмы, Мля! — не выдержал муж. Пакля!
— Хуякля. — На автомате отвечаю, и понимаю, что извиницца б надо… Годовщина
свадьбы веть. Вторая. Это вам не в тапки срать. — Ну, давай поиграем, хуле
там. Во что?
Муж расслабился. До пиздюлей сегодня разговор не дошёл. Уже хорошо.
— Хочу выебать школьницу!
Выпалил, и заткнулся.
Я подумала, что щас — самое время для того, чтоб многозначительно бзднуть, но
не смогла как не пыталась.
Повисла благостная пауза.
— Еби, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через
адвоката передавать. Как порядочная.
Супруг в темноте поперхнулся:
— Ты ёбнулась? Я говорю, что хочу как будто бы выебать школьницу! А ей будеш
ты.
Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што ебацца — лиш бы
кровища…В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как
нехуй делать!
— Ладно, уговорил. Чо делать-то надо?
Самой уж интересно шопесдец.
Кстати, игра в школьницу — это ещё хуйня, я чесно говорю. У меня подруга есть,
Маринка, так её муж долго на жопоеблю разводил, но развёл только на то, чтоб
выебать её в анал сосиской. Ну, вот такая весёлая семья. Кагбутта вы прям
никогда с сосиской не еблись… Пообещал он ей за это сто баксоф на тряпку
какую-то, харкнул на сосиску, и давай ею фрикции разнообразные в Маринкиной
жопе производить. И увлёкся. В общем, Маринка уже перецца от этого начала,
глаза закатила, пятнами пошла, клитор налимонивает, и вдуг её муж говорит:
"Упс!". Дефка оборачивается, а муш сидит, ржот как лось бамбейский, и
сосисную жопку ей показывает. Марина дрочить перестала, и тихо спрашывает: "А
где остальное?", а муш (кстати, ево фамилие — Петросян. Нихуя не вру)
уссываецца, сукабля: "Где-где… В жопе!" И Марина потом полночи на толкане
сидела, сосиску из себя выдавливала. Потом, кстати, пара развелась. И сто
баксоф не помогли.
А тут фсего делов-то: в школьницу поиграть!
Ну, значит, Вова начал руководить:
— Типа так. Я это вижу вот как: ты, такая школьница, в коричневом платьице, в
фартучке, с бантиком на башке, приходиш ко мне домой пересдавать математику. А
я тебя ебу. Как идея?
— Да писец просто. У меня как рас тут дохуя школьных платьев висит в гардеробе.
На любой вкус. А уж фартуков как у дурака фантиков. И бант, разумееца, есть.
Парадно-выгребной. Идея, если ты не понял, какая-то хуёвая. Низачот,
Вольдемар.
— Не ссы. Мамин халат спиздить можешь? Он у неё как раз говнянского цвета, в
темноте за школьное платье прокатит. Фартук на кухне возьмём. Похуй, что на нём
помидоры нарисованы. Главное — он белый. Бант похуй, и без банта сойдёт. И ещё
дудка нужна.
Какая, Мля, дудка??? Дудка ему нахуя?????
— Халат спизжу, нехуй делать. Фартук возьму. А дудка зачем?
— Дура. — В очередной раз унизил мой интеллект супруг. — в дудке вся сила. Это
будет как бы горн. Пионерский. Сечёш? Это фетиш такой. И фаллический как бы
символ.
Секу, конечно. Мог бы и не объяснять. В дудке — сила. Это ж все знают.
В темноте крадусь на кухню, снимаю с крючка фартук, как крыса Шушера тихо
вползаю в спальню к родителям, и тырю мамин халат говняного цвета. Чтоб быть
школьницей. Чтоб муж был щастлив. Чтоб пересдать ему математику. А разве ваша
вторая годовщина свадьбы проходила как-то по-другому? Ну и мудаки.
В тёмной прихожей, натыкаясь сракой то на холодильник, то на вешалку,
переодеваюсь в мамин халат, надеваю сверху фартук с помидорами, сую за щеку
дудку, спизженную, стыдно сказать, у годовалого сына, и стучу в дверь нашей
с мужем спальни:
— Тук-тук. Василиваныч, можно к вам?
— Это ты, Машенька? — отвечает из-за двери Вова-извращенец, — Входи,
детка.
Я выплёвываю дудку, открываю дверь, и зловещим шёпотом ору:
— Сто первый раз говорю: не называй меня деткой, удмурт!!! Заново давай!!!
— Сорри… — доносицца из темноты, — давай сначала.
Сую в рот пионерский горн, и снова стучусь:
— Тук-тук. Василиваныч, к Вам можно?
— Кто там? Это ты, Машенька Петрова? Математику пришла пересдавать?
Заходи.
Вхожу. Тихонько насвистываю на дуде «Кукарачю». Маршырую по-пианерски.
И ахуеваю.
В комнате горит ночник. За письменным столом сидит муж. Без трусов но в шляпе.
Вернее, в бейсболке, в галстуке и в солнечных очках. И что-то увлеченно
пишет.
Оборачивается, видит меня, и улыбаецца:
— Ну, что ж ты встала-то? Заходи, присаживайся. Можешь подудеть в дудку.
— Васильиваныч, а чой та вы голый сидите? — спрашиваю я, и, как положено
школьнице, стыдливо отвожу глаза, и беспалева дрочу дудку.
— А это, Машенька, я трусы постирал. Жду, когда высохнут. Ты не стесняйся.
Можешь тоже раздецца. Я и твои трусики постираю.
Вот пиздит, сволочь… Трусы он мне постирает, ога. Он и носки свои сроду
никогда не стирал. Сука.
— Не… — блею афцой, — Я и так без трусиков… Я ж математику пришла пересдавать
всё-таки.
Задираю мамин халат, и паказываю мужу песду. В подтверждение, значит. Быстро
так показала, и обратно в халат спрятала.
За солнечными очками не видно выражения глаз Вовы, зато выражение йуха более
чем заметно. Педофил, Мля…
— Замечательно! — шепчет Вова, — Математика — это наше фсё. Сколько будет
трижды три?
— Девять. — Отвечаю, и дрочу дудку.
— Маша! — Шёпотом кричит муж, и развязывает галстук. — ты гений! Это же твёрдая
пятёрка беспесды! Теперь второй вопрос: ты хочешь потрогать мою писю,
Маша?
— Очень! — с жаром отвечает Маша, и хватает Василиваныча за йух, — Пися — это
вот это, да?
— Да! Да! Да, Мля! — орёт Вова, и обильно потеет. — Это пися! Такая вот, как
ты видишь, писюкастая такая пися! Она тебе нравицца, Маша Петрова?
— До охуения. — отвечаю я, и понимаю, что меня разбирает дикий ржач. Но
держусь.
— Тогда гладь её, Маша Петрова! То есть нахуй! Я ж так кончу. Снимай трусы,
дура!
— Я без трусов, Василиваныч, — напоминаю я извру, — могу платье снять.
Школьное.
Муж срывает с себя галстук, бейсболку и очки, и командует:
— Дай померить фартучек, Машабля!
Нет проблем. Это ж вторая годовщина нашей свадьбы, я ещё помню. Ну, скажите
мне — кто из вас не ебался в тёщином фартуке во вторую годовщину свадьбы — и я
скажу кто вы.
— Пожалуйста, Василиваныч, меряйте. — снимаю фартук, и отдаю Вове.
Тот трясущимися руками напяливает его на себя, снова надевает очки, отставляет
ногу в сторону, и пафосно вопрошает:
— Ты девственна, Мария? Не касалась ли твоего девичьего тела мушская волосатая
ручища? Не трогала ли ты чужые писи за батончег Гематогена, как путана?
Хрюкаю.
Давлюсь.
Отвечаю:
— Конечно, девственна, учитель математики Василиваныч. Я ж ещё совсем
маленькая. Мне семь лет завтра будет.
Муж снимает очки, и смотрит на меня:
— Мля, ты специально, да? Какие семь лет? Ты ж в десятом классе, дура! Тьфу,
теперь йух упал. И всё из-за тебя.
Я задираю фартук с помидорами, смотрю как на глазах скукоживаецца Вовино
барахло, и огрызаюсь:
— А хуле ты меня сам сбил с толку? "Скока буит трижды три?" Какой, Мля,
десятый класс?!
Вова плюхаецца на стул, и злобно шепчет:
— А мне что, надо было тебя просить про интегралы рассказать?! Ты знаешь чо это
такое?
— А нахуя они мне?! — тоже ору шёпотом, — мне они даже в институте нахуй не
нужны! Ты ваще что собираешься делать? Меня ебать куртуазно, или алгебру
преподавать в три часа ночи?!
— Я уже даже дрочить не собираюсь. Дура!
— Сам такой!
Я сдираю мамашин халат, и лезу под одеяло.
— Блять, с тобой даже поебацца нормально нельзя! — не успокаиваецца муж.
— Это нормально? — вопрошаю я из-под одеяла, и показываю ему фак, — Заставлять
меня дудеть в дудку, и наряжацца в хуйню разную? "Ты девственна, Мария? Ты
хочеш потрогать маю писю?" Сам её трогай, хуедрыга! И спасибо, что тебе не
приспичило выебать козлика!
— Пожалуйста!
— Ну и фсё!
— Ну и фсё!
Знатно поебались. Как и положено в годовщину-то. Свадьбы. Куртуазно и
разнообразно.
В соседней комнате раздаёцца деццкий плач. Я реагирую первой:
— Чо стоишь столбом? Принеси ребёнку водички!
Вова, как был — в фартуке на голую жопу, с дудкой в руках и в солнечных очках,
пулей вылетает в коридор.
… Сейчас сложно сказать, что подняло в тот недобрый час мою маму с постели…
Может быть, плач внука, может, жажда или желание сходить поссать… Но,
поверьте мне на слово, мама была абсолютно не готова к тому, что в темноте
прихожей на неё налетит голый зять в кухонном фартуке, в солнечных очках и с
дудкой в руке, уронит её на пол, и огуляет хуем по лбу…
— Славик! Славик! — истошно вопила моя поруганная маман, призывая папу на
подмогу, — Помогите! Насилуют!
— Да кому ты нужна, ветош? — раздался в прихожей голос моего отца.
Голоса Вовы я почему-то не слышала. И мне стало страшно.
— Кто тут? Уберите член, мерзавец! Извращенец! Геятина мерская!
Мама жгла, беспесды.
— Отпустите мой йух, мамаша… — наконец раздался голос Вовы, и в щель под
закрытой дверью спальни пробилась полоска света. Вове наступил писец.
Мама визжала, и стыдила зятя за непристойное поведение, папа дико ржал, а
Вова требовал отпустить его член.
Да вот йух там было, ага. Если моей маме выпадает щастье дорвацца до чьего-то
там йуха — это очень серьёзно. Вову я жалела всем сердцем, но помочь ему ничем
не могла. Ещё мне не хватало получить от мамы песдюлей за сворованный халат, и
извращённую половую жызнь. Так что мужа я постыдно бросила на произвол, зная
точно, ЧЕМ он рискует. Естественно, такого малодушия и опёздальства Вова мне
не простил, и за два месяца до третьей годовщины нашей свадьбы мы благополучно
развелись.
Но вторую годовщину я не забуду никогда.
Я б и рада забыть, честное слово.
Но мама… Моя мама…
Каждый раз, когда я звоню ей, чтобы справицца о её здоровье, мама долго
кашляет, стараясь вызвать сочувствие, и нагнетая обстановку, а в оконцовке
всегда говорит:
— Сегодня, как ни странно, меня не пиздили по лицу мокрым хуем, и не выкололи
глаз дудкой. Стало быть, жыва.
Я краснею, и вешаю трубку.
И машинально перевожу взгляд на стенку. Где на пластмассовом крючке висит белый
кухонный фартук.
С помидорами.
Я ж писец какая сентиментальная…
2014-12-22 в 17:04
