IPB
KRISTI КЛУБ БДСМBDSM VIDEOINTIM SHOPВИДЕОЧАТЗВОНИТЕСАМЫЕ АКТИВНЫЕПомощьПоискПользователиКалендарь
Добро пожаловать ( Вход | Регистрация )

» БДСМ Форум» ОБЩИЕ ТЕМЫ» Рассказы БДСМ, эротические BDSM истории, Kомиксы

Добавить ответ в эту темуОткрыть тему
» Моника. Повесть. Госпожа и раб. ЛС-рабство. Фемдом, Госпожа Моника и ее раб
Опции V
Король
сообщение 6.3.2013, 0:20
Сообщение 1


Kороль
Иконка группы

Сообщений: 50
Регистрация: 27.2.2013
МОНИКА. Рассказ БДСМ

Фемдом, БДСМ, Подчинение женщине, доминирование, Госпожа, раб, ЛС-отношения
Повесть о Госпоже Монике и рабстве ее бывшего мужа.

Уменьшено: 56% от [ 448 на 336 ] — нажмите для просмотра полного изображения
Прикрепленное изображение

Моника Глава 1

Ничто не проходит бесследно. Мои волнующие встречи с Моникой, подобные описанной в предыдущей главе, продолжались и далее, правда, случалось это нечасто. Большей частью мы встречались с Моникой просто так: гуляли, ходили в кино, театры, на выставки. Съездили в туристическую поездку в Ниццу. В дальнейшем у меня возникли существенные затруднения на работе. По халатности одного из сотрудников, а возможно не просто халатности, а преднамеренно, у нас оказались уничтоженными несколько важных финансовых документов. И я оказался перед угрозой выплаты огромного штрафа, и передо мной даже реально замаячила угроза тюремного заключения. Несмотря на весь мой опыт в подобного рода делах, я никак не мог найти выход и уже начал приходить в отчаяние. Моника, конечно, сразу заметила, что со мной что-то происходит, и начала расспрашивать. Я не хотел посвящать её в эти проблемы. Но она была настойчива, и я вынужден был ей открыть причину. Она задумалась. Потом сказала: «Есть выход». То, что она мне рассказала и посоветовала, дало мне возможность посмотреть на эту проблему под совершенно другим углом зрения. И в результате я довольно быстро сообразил, как её решить. Всё закончилось благополучно. В ближайшую нашу встречу с Моникой я принёс ей красивый букет цветов, в который вложил перстень с бриллиантом. Она улыбнулась и приняла подарок.

Со временем моя привязанность к Монике стала ещё больше. Я понял, что уже не могу жить без неё. И наконец решился сделать ей предложение. Я сказал ей, что давно люблю её и прошу её стать моей женой. Она посмотрела на меня своими большими чёрными глазами, слегка улыбнулась и… согласилась.

Мы отпраздновали пышную свадьбу, на которую были приглашены практически все наши родственники и друзья. Потом был незабываемый медовый месяц. А в конце этого месяца Моника припасла для меня сюрприз. Когда я вечером вышел из ванны, собираясь лечь в постель, лежащая на кровати Моника неожиданно сказала:

– Стой. На колени!
Я опустился на колени, и Моника бросила мне блестящий кожаный ошейник. А дальше… дальше был совершенно изумительный сеанс, который моя любимая супруга провела со всей присущей ей изобретательностью и фантазией. Он продолжался целую неделю. В конце её я был как бы в четвёртом измерении, настолько всё происшедшее со мной мне казалось невероятным. Вот такой великолепный свадебный подарок сделала мне моя жена. И, несмотря на густо покрытые красными полосами мою спину и ягодицы (Моника, как всегда очень жестоко истязала меня во время таких сеансов), я почувствовал невероятное желание очутиться в таком положении снова. А потом снова, а потом… вообще не выходить из него.

Я долго размышлял на эту тему. И постепенно всё больше и больше во мне укоренялась мысль, что я не мыслю иначе своего существования, как в качестве настоящего раба Моники. Не только во время сеансов, я хотел стать не игровым, а настоящим, социальным рабом. Таким, какими были рабы Древнего Рима, например – не имеющие абсолютно никаких прав, абсолютно никакой собственности, сами являющиеся собственностью своего хозяина, который может делать с ними всё, что ему заблагорассудится. Я чувствовал, что могу довериться ей настолько, что полностью отдать себя в её руки. И что-то мне подсказывало, что я не пожалею об этом.

Я долго колебался, прежде, чем сказать об этом Монике. Но наконец решился. И вот однажды вечером, когда мы сидели за столом, я рассказал её о своём желании.

Она долго молчала, глядя в сторону. Затем посмотрела на меня, и мне показалось, что в её огромных чёрных глазах блеснула слеза.
– Я знала, что ты когда-нибудь мне об этом скажешь, – произнесла она, – потому что слишком хорошо тебя знаю. Знала, не скрою, очень хотела этого и… одновременно боялась.

– Почему милая?
– Потому что сама не знаю, как ответить. С одной стороны я тебя люблю и очень хорошо понимаю психологию людей, подобных тебе. Я вижу, что ты мучаешься, твоё внутреннее мироощущение требует приведения тебя в определённое состояние, которое является единственно приемлемым для тебя. И я очень бы хотела тебе помочь, тем более, я вижу, что именно я смогла бы это сделать наилучшим образом. Ты привык ко мне, и для тебя естественней всего ощутить именно меня своей Госпожой. Кроме того, по некоторым причинам это удобно, даже желательно и для меня самой.

У меня загорелись глаза.
– Моника, милая, так это же замечательно! Давай…
– Подожди, – прервала она готовые уже начаться мои излияния, – не всё так просто. Здесь существует масса проблем.
– Каких проблем, милая.
– Слушай и не перебивай меня. Во-первых, мы реально живём в обществе, в котором нет места рабству, по крайней мере, официальному. Как раз наоборот, оно построено на идеях демократии и всеобщего и полного равноправия. И это общество диктует нам свои законы. Так вот твоё рабство у меня неизбежно войдёт в противоречие с этими законами. Ну, начать хотя бы с того, что я не могу распоряжаться твоей жизнью, как это могли делать настоящие рабовладельцы. У меня неизбежно возникнут проблемы с законом. А значит, одно это уже означает, что ты не можешь быть моим настоящим рабом. Дальше, у нас нет иных средств к существованию, как работа на благо общества, за которую мы получаем плату. У тебя есть важная и ответственная работа, которую ты не можешь бросить, даже ради меня, и которая требует, и будет требовать направления значительной части твоих усилий на неё. И от тебя зависят и судьбы других людей, которым нет никакого дела до наших с тобой внутренних отношений. И это вторая причина, по которой я не могу быть абсолютной твоей владелицей. Конечно, я никогда бы не стала заставлять тебя делать что-то такое, что могло бы нанести ущерб твоей работе, даже наоборот, как ты имел возможность в этом недавно убедиться…

– Да, да, милая…
– Слушай дальше. Я сказала, что никогда бы не стала, не захотела бы этого делать. Но допустим, что я бы захотела. Вот, например, тебе срочно нужно идти по делам первостепенной важности. От того, как всё решится там, куда ты пойдёшь, зависит очень многое, и не только для тебя, но и для других. А мне как раз в этот момент захотелось, чтобы ты был при мне. И я приказываю тебе остаться и лежать у моих ног. Что ты сделаешь?

Честно говоря, я не знал, как ответить. Я вдруг отчётливо представил себе, что такая ситуация и впрямь могла бы возникнуть. Действительно, то и дело возникали моменты, когда требовалось моё безотлагательное присутствие на работе.

– Ну, милая, – промямлил я, – я бы постарался тебя убедить…
– А я бы тебе сказала «Молчать! А за пререкания будешь наказан!» Ну и что?
Я подавленно молчал.
– Вот видишь. А ты говоришь «полновластная Госпожа». Но то, что я тебе сказала это лишь часть проблем. Это то, что от нас не зависит. А есть и проблемы, связанные непосредственно с нами, с тобой в частности?

– Со мной? – удивился я, – какие же это проблемы?
– Видишь ли, во время наших с тобой сеансов, я, хоть и весьма жестоко истязала тебя, но всё же вела игру так, чтобы в целом доставить тебе удовольствие, по возможности получив его и сама. Хорошо зная твои стремления и склонности, я легко могла это делать. Я не принуждала тебя делать что-либо такое, что, я знала, ни в коем случае не может тебе понравиться, даже будет противным для тебя. К счастью, у тебя достаточно высокий порог терпимости, и достаточно сильные эмоции ко мне, чтобы ты мог терпеть от меня очень чувствительные наказания и унижения. Но, тем не менее, ты должен отдать себе совершенно ясный и чёткий отчёт в том, что если ты станешь моим настоящим рабом, меня абсолютно не будут интересовать твои желания, склонности, стремления. Я буду руководствоваться только и исключительно своими собственными желаниями и интересами. И тогда я буду делать очень много такого, что тебе, я уверена, совсем не понравится. Например, я могу заставлять тебя изо дня в день выполнять самую неприятную работу по дому, а если ты её плохо выполнишь, я не буду тебя пороть дорогой твоему сердцу и заднице плетью, а просто выгоню тебя из дому. Без денег и документов. Убирайся куда хочешь. Или буду заниматься любовью с посторонним мужчиной, а тебя поставлю привязанным возле нашей кровати на колени. Потом ты ему сделаешь минет. И если сделаешь плохо, я скажу ему, чтобы он тебя… слышишь, не я, а он тебя избил. Кулаками и ногами. И с выбитыми зубами и расквашенным носом вышвырнул тебя на улицу. Голого. На обозрение всем прохожим. Что? Ты хочешь сказать, что привлечёшь внимание полиции? Дорогой, это твои проблемы, и меня они не должны касаться. С полицией разбирайся сам. И делай что хочешь, но ни я, ни мой любовник о полиции даже слышать не должны. Я твоя Госпожа, я тебе так приказала. И ты обязан мой приказ выполнить, раз ты мой абсолютный раб. Или… да мало ли ещё. Ну, как это тебе?

Я сидел полностью раздавленный. И до меня со всей своей ужасающей ясностью начало доходить, что Моника совершенно права. Я, правда, был убеждён, что она абсолютно неспособна на всё это. Но с другой стороны, если она моя абсолютная Госпожа, почему бы ей это не позволить себе. И даже если не брать такие крайности. Готов ли я абсолютно отринуть свои собственные ощущения и желания и жить только и исключительно желаниями Моники, в том числе принимать от неё безропотно такие вещи, которые я совсем бы не хотел испытывать не то, что в жизни, но даже в игровых ситуациях? А такие ситуации, безусловно, могли бы возникнуть, даже если не впадать в крайности. На этот вопрос я пока не находил ответа. То абсолютное нахождение под властью Моники, которое я рисовал в своём воображении, очень походило на нахождение маленького ребёнка под абсолютной властью матери. Она может делать с ним, что хочет, как угодно наказывать, но она же его и защищает и оберегает. И уж конечно возможность таких экстремальных ситуаций, примеры которых мне привела Моника, мне даже в голову не приходили. А здесь получается совсем другое, абсолютно не похожее на спокойную умиротворённость «нижнего» под властью, а точнее под защитой «Верхней».

Я не видел выхода. И тут снова раздался спокойный и строгий голос Моники.

Моника Глава 2

- Ну что, расстроился? – спросила меня Моника, глядя на мою растерянную физиономию.
Я поднял на неё свои глаза. Видимо в них действительно блестели слёзы. Моника улыбнулась и погладила меня по щеке.
– Тебе всё это самому не приходило в голову, когда ты решил сказать мне о своём желании?
– Нет, Моника. Я представлял себе так, что всё решает только наше с тобой обоюдное желание. И никакие внешние факторы нам не смогут помешать.

– Смогут, ещё как смогут. И не только внешние.
Моника немного помолчала. Затем изящным движением головы откинула назад нахально спустившуюся ей на глаза прядь своих чёрных волос.

– Я хочу, чтобы ты несколько дней подумал над тем, что я тебе сказала, – мягко произнесла она. – Возможно, тебе придут в голову какие-либо идеи.

– Хорошо, дорогая, – кивнул я, – но я хочу, чтобы ты знала. Для меня нет иного пути в этой жизни, как стать твоим покорным рабом. Только в этом состоянии я смогу дальше существовать.

– Я знаю, родной мой. И я очень хочу тебе помочь. Но в то же время я хочу, чтобы ты до конца понял, насколько это будет нелегко. И каких серьёзных жертв потребует это от нас обоих. Поэтому сейчас идём спать. А в конце недели мы вернёмся к этому разговору. Но не раньше, – уже строгим тоном закончила Моника.

Сегодня был вторник. Надо ли говорить, что всю оставшуюся неделю я ходил сам не свой. Моника, конечно, видела моё состояние, но не подавала виду. Я лихорадочно соображал, как выпутаться из той ситуации, которую мне обрисовала жена. Но мне не только не пришло в голову, как с ней справиться, но даже наоборот. Я начал чётко осознавать ещё большие трудности. И вот одна из них. Дети. Будут ли у нас с Моникой дети? Если будут, то моё рабство, настоящее неигровое рабство, становится заведомо невозможным. Действительно, что должны чувствовать дети, у которых отец – раб матери? Ведь они всё сразу заметят, как только начнут что-то соображать. Какой авторитет для детей будет представлять такой отец? На этот вопрос я не мог ответить. Прятаться, скрываться. Скрываться от знакомых, друзей. Скрываться от всего внешнего мира. Скрываться от собственных детей. Только при этом условии могло бы реализоваться моё желание. Но фактически в этом случае моё рабство становилось невозможным. А ведь Моника наверняка захочет иметь детей. И что же, она должна от них отказаться ради удовлетворения моей страсти?

В общем, когда настала суббота, я не только ничего толком не придумал, но был уже близок к тому, чтобы сказать Монике: «Прости, милая, я вижу теперь и сам, что это невозможно».

Мы сидели в комнате на диване. И я высказал Монике свои соображения насчёт детей. Она кивнула.
– Вот видишь, хорошо, что ты и сам это понимаешь.
Она немного помолчала. Затем сказала:
– А теперь, когда, я надеюсь, ты понял всю серьёзность положения, послушай меня.
– Я весь внимание, дорогая.
– Дай мне сигарету, пожалуйста.
Я протянул ей зажжённую сигарету. Некоторое время Моника молча курила, видимо успокаивая свои нервы. Затем начала говорить. И то, что она сказала мне в этот субботний вечер, на долгие годы определило всю нашу дальнейшую жизнь.

– Я всегда была в каком-то смысле лидером. Уже в детстве даже в отношениях с моими родителями, которых я кстати очень люблю, я старалась настоять на своём, переломить родительскую власть. Нет, я не была трудным подростком в обычном смысле этого слова. Отношения с мамой и папой у меня всегда были доверительные и доброжелательные. Но… как бы тебе сказать… я не могла воспринимать категорический диктат. То есть, если мне что-либо запрещали, или заставляли что-либо делать, я всегда хотела добиться того, чтобы мне объяснили причину запрета или принуждения. И если мне эта причина не казалась удовлетворительной, я не видела смысла в том, чтобы подчиняться. На моё счастье мои родители достаточно умные и образованные люди и они не злоупотребляли своей властью, всегда старались поговорить со мной не как с несмышлёным ребёнком, а на равных, объяснить мне выгоду для меня самой тех или иных их действий в отношении меня. Они многому меня научили, в том числе и отстаивать свою точку зрения, не давать другим необоснованно и безнаказанно ущемлять себя. И позже, когда я выросла, мне это очень пригодилось. В компаниях, где я вращалась, я почти всегда была лидером. Со мной не только считались, мне фактически подчинялись.

Невинность свою я потеряла можно сказать совершенно случайно. С этим парнем я никогда больше не встречалась и не хотела встречаться. Но когда у меня стали появляться другие парни, я совершенно явственно ощутила, что в отношениях с ними мне обычного, ванильного, как его называют, секса мало. То есть даже можно сказать, что он меня просто совершенно не устраивал. Я чётко осознала свои доминантные склонности. И один из моих последующих бойфрендов почувствовал это в первую же проведённую со мной ночь. Она случилась у меня дома, родители куда-то уехали. Он целовал мне губы, затем грудь, живот. И мне захотелось, чтобы он поцеловал меня там. И не только поцеловал, но и достаточно долго там побыл, работы бы ему хватило. Но когда я ему об этом сказала, он заартачился. Оказывается, в его кругу считалось зазорным ласкать девушку там. Что-то он мне такое сказал, точно уже не помню, но что-то очень обидное. И меня как пружиной подбросило. Я схватила его за волосы и закатила ему такую оплеуху по его морде, что он чуть с кровати не слетел.

– Ну ты, мразь, – приблизив своё лицо к его физиономии, прошипела я, – или ты сейчас делаешь то, что я тебе сказала или ты сейчас же вылетишь отсюда вон и никогда больше даже не подойдёшь ко мне, понял, тварь!

Кажется он не на шутку испугался. Разумеется, он не ожидал от меня такого. Через несколько секунд я расслабленно лежала, раздвинув ноги и закинув руки за голову, а он лежал между моими ногами, и его язык прилежно трудился там, где ему было указано. Но я поймала себя на том, что то удовольствие, которое я получала непосредственно от этого, ни в какое сравнение не идёт с другим удовольствием. Нет, удовольствие тут не то слово. Во мне всё пело от того, что я его сломала, от ощущения своей власти над ним, от сознания того, что я сейчас могу сделать с ним всё, что захочу. Я положила свои ноги ему на спину, затем взяла его за волосы и глубоко вдавила его лицо себе в кисочку.

– Не сметь останавливаться ни на одну секунду, – приказала я, – остановишься – пожалеешь.
Надо отдать ему должное – потрудился он хорошо. Уже скоро я испытала сильный оргазм. Мои соки хлынули ему в лицо, и я, не колеблясь, приказала ему их вылизывать. Затем я приказала ему лизать мне ноги, медленно спускаясь от бёдер к ступням. И когда он дошёл до моих ступней, я неожиданно села на кровати, согнула ножку и приказала ему широко раскрыть рот. Он повиновался, и тогда я вложила в его рот пальчики своей ноги.

– Лизать! – не терпящим возражений тоном приказала я. И он покорно исполнил моё приказание. Затем у него во рту побывали пальчики и моей другой ноги.

Что-то ещё я с ним тогда делала, уже не помню. Наутро он был весь пунцовый как помидор. Трясущимися руками он собрал свои вещи и поспешил убраться. Больше я его не видела. Но сейчас мне было абсолютно наплевать на него. Я окончательно поняла, что мне нужно в сексе. Полная доминантность. Власть над своим партнёром. Возможность управлять им так, как мне этого захочется. И не только в сексе.

И последующие несколько лет у меня ушли на поиски партнёров. Боже, сколько их у меня перебывало. Среди них были откровенные ничтожества, доминирование над которыми не доставляло мне никакого удовольствия. Были лжецы и подлецы, альфонсы и фанфароны. Но были и интересные люди. Очень скоро я поняла, что есть множество сильных, вполне уверенных в себе и крепко стоящих на ногах мужчин, которые в силу многих объективных причин стремятся подобно тебе оказаться во власти женщины. Сильной, красивой умной и порядочной женщины, власть которой над ними помогает им справиться с множеством комплексов, которые мешают им жить. История этого вопроса давняя, да ты и сам её знаешь не хуже меня. И когда я это поняла, для меня уже проблемы выбора не существовало. Однозначно. Это моё. Именно в таком статусе властной Госпожи я могла бы реализоваться наилучшим образом, дать выход всем своим латентным желаниям, фантазиям, мечтам, планам и возможностям. Одновременно я помогла бы этому человеку, своему рабу, дала бы ему возможность очутиться там, куда он стремится всей душой и телом, привела бы его к тому положению, которое всецело гармонирует с его внутренним миром. И как следствие помогла бы наилучшим образом реализоваться и ему. И я стала искать партнёров. Здесь мне очень помогла Всемирная паутина – Интернет. Я стала полноправным членом нескольким закрытых Интернет-клубов, много общалась в он-лайн режиме, одновременно практикуясь и в реале. И вот тогда-то я встретила тебя. Мы познакомились сначала виртуально, и уже из твоих писем я поняла, что ты далеко не ординарная личность. Несколько проведённых с тобой он-лайн сеансов только укрепили это мнение. На мои вопросы и приказы ты отвечал настолько интересно и нестандартно, что, признаюсь, сильно завёл и меня. И мне захотелось с тобой встретиться. И когда я с тобой познакомилась, я уже поняла, где моя судьба. Другого раба, кроме как тебя, мне уже и не хотелось… Ну а когда мы начали с тобой играть в реале, то уже после нескольких раз мне стало казаться, что если ты не станешь действительно моим рабом, то всем моим мечтам конец. То, что я могла позволить себе с тобой, я не могла ни с одним другим. И ни с кем другим я не испытывала таких ощущений, как с тобой. Кроме того, ближе узнав тебя, я прониклась к тебе глубоким уважением, просто как к человеку. Помнишь, ты спрашивал меня, могу ли я уважать человека, подобного тебе?

– Да, да, дорогая, помню. То, что ты мне тогда сказала, буквально окрылило меня.
– Ну и в конце концов я поняла, что люблю тебя. Люблю тебя не той обычной любовью, какой женщина любит мужчину, а именно той её разновидностью, которая любимого мной мужчину превращает в моего покорного раба. И я, не колеблясь, и с радостью приняла твоё предложение стать твоей женой.

Мои глаза загорелись.
– Моника, любимая. Госпожа моя…
Я упал к её ногам и стал покрывать их слезами и поцелуями. Моника не противилась этому, и какое-то время я лежал у её ног. Затем она попросила меня снова сесть на диван. И когда я снова сел рядом с ней, она сказала:

– Так вот теперь нам нужно найти выход в этой ситуации. Выход, который был бы приемлемым для нас обоих. Выход, который, хотя бы в какой-то степени, помог решить те проблемы, о которых ты теперь и сам знаешь. И теперь послушай, что я предлагаю в этой связи.

Моё сердце радостно забилось. Неужели и здесь Моника нашла выход?

Моника Глава 3

– Итак, – сказала Моника, – мы с тобой уже пришли к выводу, что настоящего реального рабства, такого, как было при подлинных рабовладельческих режимах, мы с тобой не сможем создать. Но мы можем попытаться создать такой его вариант, который можно было бы назвать… ну компромиссным что ли. Для этого нам придётся, как тебе, так и мне, произвести своеобразное раздвоение личности. Что я имею ввиду. На людях, на работе, в обществе, короче говоря, для всех других людей мы с тобой должны оставаться такой же респектабельной и уважаемой парой, какой являемся сейчас. И ни один человек не должен даже догадываться о том, что у нас с тобой происходит, когда мы остаёмся одни. Для этого нам придётся пойти на целый ряд компромиссов. Я должна исходить из того, что не могу распоряжаться тобой всецело только по своему усмотрению, поскольку у тебя есть обязательства перед другими людьми, у тебя есть твоя работа, и ты не можешь её игнорировать. Поэтому нам необходимо установить определённые границы моей власти над тобой. Нет, «границы» тут неудачный термин. Безусловно, границ как таковых не должно существовать. Иначе, что это за власть. Я имею ввиду не границы, а скорее формы проявления этой власти в зависимости от конкретной ситуации. Они будут зависеть от того, находимся ли мы с тобой наедине или на людях, находимся ли мы у себя дома или в номере гостиницы, где нам никто не сможет помешать, или на званом вечере, где присутствует масса народу. Ясно, что в последнем случае у меня будет меньше возможностей для такого проявления. И поэтому моё первейшее условие: уменьшение этих возможностей это целиком и полностью моё дело, тебя это не должно касаться. Для тебя я в любой ситуации, независимо от того, где мы с тобой находимся, кто нас в данный момент окружает – полновластная Госпожа, а ты мой преданный раб. Для меня важно, чтобы этот факт укоренился в твоём сознании. И у тебя не возникало иллюзии того, что если мы не находимся с тобой наедине, то эта моя власть исчезает или хотя бы уменьшается. И ты должен очень хорошо уяснить себе, что снижение проявлений моей власти над тобой в одной ситуации автоматически будет означать повышение её проявлений в другой. Как в физике – закон сохранения энергии: общая энергия всегда постоянна. Так и здесь. То, что я не смогу сделать при окружающих, я с лихвой компенсирую это, когда мы останемся вдвоём. И если ты позволишь себе хоть малейшее отклонение от установленных мною для тебя норм в этих ситуациях, я не буду стесняться в выборе средств наказаний, последующих за этим. Я заставлю тебя очень сильно пожалеть о свих проступках, на самом деле пожалеть, а не в игровом смысле. Ты хорошо это понял? Не власть моя уменьшается в неудобных для её проявления ситуациях, а степень её открытости для окружающих.

– Да, Моника, я понял, – ответил я. – Но ты можешь быть спокойна. Мне и в голову не придёт использовать какие-либо неудобные для тебя ситуации в таких целях.

Моника испытующе посмотрела на меня.
– Хочу тебе верить, – сказала она. – Теперь дальше. Речь теперь пойдёт о работе, причём, как ты сам понимаешь, главным образом твоей. Моя работа здесь особым препятствием, по счастью, служить не может (Моника работала аналитиком в одной финансовой структуре; режим её работы действительно позволял ей достаточно много времени уделять себе, при этом весьма неплохо зарабатывая). Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что не имею никакого морального права вследствие лишь своих желаний причинять хотя бы малейший вред твоей работе. И, конечно же, не хочу и не собираюсь этого делать. Но… ты помнишь, какой я тебе привела недавно пример?

– Да, Моника.
– Какой?
– Ты сказала, что возможна ситуация, когда ты могла бы своим приказом заставить меня отказаться от своих обязательств по работе.
– Да. И теперь слушай особенно внимательно. Моё непременное условие состоит в том, чтобы я имела на это право. Я имею ввиду не то моральное общечеловеческое право, о котором я говорила только что. А то право, которое мне даёт власть над тобой, и которое действует в установленных между нами отношениях. И если я это право имею, то мой приказ тебе не ходить на работу, а делать то, что я тебе скажу, ты обязан выполнить. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать в этой ситуации, это попросить у меня разрешения сказать несколько слов. И если ты такого разрешения не получишь, если я сказала тебе «Молчать!», ты обязан немедленно замолчать и исполнять мой приказ. Дальше. Допустим, я позволила тебе говорить. И ты меня информируешь о возможных последствиях того, что будешь исполнять мой приказ, а не свои обязательства на работе и вообще перед другими людьми. Так вот (Моника строго посмотрела на меня). Я оставляю за собой право и в этом случае не отменять свой приказ. И ты будешь обязан, слышишь, обязан его выполнить даже в том случае, если последствия этого будут крайне неприятными, пусть даже катастрофическими. В этом случае не эти последствия для тебя должны быть определяющими. Это целиком и полностью моё дело определять идти на них или нет. А твоя первейшая обязанность – мне повиноваться. Повиноваться безоговорочно, беспрекословно. Независимо от того, к чему это по твоему мнению может привести. Ну как? Готов ли ты на это?

Признаюсь, я не сразу ответил. Слишком многое ставилось на карту. Слишком многое и не только для меня зависело от того, как будут складываться дела у меня на работе. И нередко требовалось моё экстренное вмешательство в те или иные проблемы. Но вместе с тем моё желание оказаться в полной и абсолютной власти Моники было настолько сильным, что я не мог ему противиться. И мне оставалось уповать лишь на то, что Моника не будет злоупотреблять этим правом и позволит мне исполнять свой общественный долг (забегая вперёд, должен сказать, что эта проблема действительно у нас в скором будущем возникла, и всё оказалось действительно не так просто).

Я размышлял, а Моника, казалось, забыла, о чём она только что говорила, и спокойно смотрела в окно, докуривая сигарету. Наконец я сказал.

– Да, Моника, я согласен на это.
– Мне не нравится слово «согласен», – вдруг резко ответила Моника, – можно подумать, что я тебя уговариваю. И я, кажется, другой вопрос тебе задала?

– Другой? – растерянно спросил я.
– Конечно. Ты уже забыл? Внимательно же ты слушаешь то, что я тебе говорю. Преданный раб называется.
Моника явно была рассержена. Я отчётливо представил себе, что если бы я уже сейчас был её рабом, мне бы не поздоровилось. Наказание было бы более, чем суровым. А наказывать Моника умела, в этом я не раз имел возможность убедиться. Но если бы я знал, насколько те наказания, которым она подвергала меня в наших сеансах, будут отличаться от тех, которые меня ожидали. Во всех отношениях, как физическом, так и психологическом.

– Да, Моника, прости меня. Ты спросила готов ли я к этому?
– Не правда ли это разные вещи «согласен» и «готов»? Мне нужно, чтобы ты предельно ясно это понял, прочувствовал до глубины души. Мне нужно, чтобы осознание всей степени отдачи в мои руки у тебя была настолько высокой, что мой приказ для тебя значил больше, чем все внешние факторы вместе взятые. Точнее всё остальное для тебя вообще не должно иметь никакого значения – только и исключительно мой приказ. И мне необходимо, чтобы для тебя это было не просто формальностью, условием нашего договора, а состоянием твоей души. Безусловно, я со своей стороны сделаю всё от меня зависящее, чтобы это состояние стало единственно возможным для тебя. И здесь не остановлюсь ни перед какими средствами. Поскольку я самореализоваться в таких отношениях с тобой могу лишь при этом условии. Это конечно не значит, что у меня не будет и множества других условий. Но это главное. А теперь я жду от тебя ответа на поставленный мною вопрос. И в зависимости от этого ответа мне станет ясно, продолжать нам дальше этот разговор или нет.

Какое-то время я сидел молча. Противоречивые чувства обуревали меня. Но потом во весь рост передо мной встало единственно возможное для меня решение. Я должен довериться Монике настолько, что безоговорочно признать за ней те права, о которых она говорила. А как же могло быть иначе? Не к этому ли я стремился столько лет? Что-то мне подсказывало, что Моника не заставит меня об этом пожалеть. Но даже если бы и заставила, всё равно сейчас уже для меня обратного пути нет. Поэтому я поднял голову, посмотрел Монике в глаза и твёрдо сказал.

– Да, Моника. Я готов к этому.
Я успел заметить чуть заметную улыбку, скользнувшую по губам Моники. Видимо именно такой мой ответ был для неё наиболее желаем. Тем не менее она ещё раз спросила:

– Ты хорошо понял всё, что я тебе сказала? Ты действительно к этому готов?
– Да, Моника. Я готов.
– Хочу надеяться, что это так. А теперь я хочу с тобой поговорить о проблеме детей. Не скрою, я действительно хотела бы иметь от тебя детей. И я надеюсь, что они у нас действительно будут. И тут ты совершенно прав, что тогда возникнет множество проблем. Дети не должны видеть такие отношения между отцом и матерью. И мы сделаем так, что они их не увидят. Но я бы не хотела, чтобы эта проблема возникла прямо сейчас. Поэтому, как бы мне ни хотелось иметь детей, и, я надеюсь, и тебе тоже, с ними придётся повременить. Сначала мы должны войти в необходимый для нас обоих стиль отношений, и на этом этапе дети, как бы желанны для нас обоих они ни были, могут этому помешать. Поэтому я иду на то, чтобы отложить рождение первенца на тот срок, который я сама определю. К этому ты готов?

– Да, Моника. Это действительно единственно возможное решение. И я готов к этому.
– Ну, хорошо, – с видимым облегчением сказала моя супруга, – пожалуй, это главное, что меня во всём этом беспокоило. Теперь мы можем перейти к обсуждению более частных проблем. И если мы придём к согласию и здесь, то составим и подпишем Договор. Но он мало будет напоминать те Договоры, которые мы подписывали перед сеансами. Но сейчас я хочу немного отдохнуть. Иди, свари кофе. Кстати и сам отойдёшь немного, вон красный какой.

И Моника легонько оттолкнула меня своей ногой.

Моника Глава 4

Когда я вернулся в комнату с двумя чашечками кофе в руках, Моника не сидела, а лежала на диване. У неё в ногах оставалось свободное место, и она указала мне на него. Я поставил чашечку кофе перед ней на столик и сам сел в её ногах. Она положила свои ножки мне на колени. Я не удержался и, нагнувшись, прикоснулся губами к чёрному шёлку её чулок.

Облокотившись на локоть, она пила кофе, и некоторое время мы молчали. Затем она легла, положив голову на подушку, и устремила взгляд своих бездонных глаз в потолок.

– Ну что ж, – сказала она после недолгого раздумья, – пожалуй самое главное, что я хотела от тебя услышать, я уже услышала. И это меня радует и вдохновляет. Очень важно, чтобы ты понял: идя со мной на тот Договор, который мы подпишем, ты реально целиком и полностью отдаёшь себя в мои руки. И с этих пор вся твоя дальнейшая жизнь будет целиком и полностью зависеть от меня, и определяться мной и только мной. Ты будешь делать только то, что я тебе прикажу, любому моему приказу ты будешь повиноваться беспрекословно и немедленно. Я установлю для тебя нормы жизни и поведения во всех возможных ситуациях, и ты обязан будешь их строжайше придерживаться. Излишне говорить, что за нарушение этих норм, за неповиновение, которого, я надеюсь, не будет, за малейшие провинности я буду строго и даже жестоко наказывать тебя. И не думай, что от этих наказаний ты будешь получать удовольствие. Я специально продумаю этот вопрос, и твоему воспитанию уделю максимум внимания. Воспитанию именно как моего раба, подчинив тебя полностью моим привычкам и вкусам. Что касается учёта твоих желаний, то здесь ты должен раз и навсегда усвоить: своих желаний у тебя больше никогда существовать не будет, поскольку всё твоё естество будет направлено исключительно на служение мне. Конечно, полное и глубочайшее осознание этого к тебе придёт не сразу. И многое тут будет зависеть от меня, насколько мне удастся воспитать тебя именно в этом плане. Я хочу, чтобы ты полностью растворился в моей власти над тобой, чтобы у тебя даже и мысли не возникало, что в принципе для тебя возможно было бы какое-то иное существование. Процесс этот будет долгим и нелёгким. И тебе и мне на его пути придётся преодолеть немалые трудности, в частности в связи с теми проблемами, о которых мы с тобой говорили. Но если нам удастся этого достичь, то в значительной степени для меня это и будет та самореализация, о которой я тебе говорила. И я очень хочу этого добиться. То, насколько я могла тебя узнать, говорит мне, что с тобой у меня это должно получиться. Я вижу, что ты очень любишь меня, и сила твоих сабмиссивных эмоций ко мне позволяет мне на это надеяться. И ещё я тебе скажу…

Тут Моника ненадолго задумалась. Потом её взгляд устремился на меня.
– Сейчас ты пока ещё не раб, поэтому я пока могу это тебе сказать. По той же причине, что я очень хорошо тебя знаю, я уверена, что та жизнь, которая ждёт тебя после подписания Договора, и смысл которой состоит в полном подчинении мне, очень поможет и тебе. Ты, наконец, обретёшь то место, к которому стремился осознанно или неосознанно всю жизнь и к которому предназначен всей своей природой.

– Моника, милая! – воскликнул я, – если бы ты только знала, насколько твои слова выражают мои чувства. Я не умею говорить так, как ты, но одно я могу сказать. Сейчас я погибну, если я не стану твоим рабом. Я долго размышлял. И сейчас со всей ясностью осознал: нет для меня иного пути, кроме как к твоим ногам. Там я должен находиться, у твоих ног я и должен умереть.

– Ну, я надеюсь, это ещё не скоро произойдёт, – рассмеялась Моника. – Хорошо, что ты это понимаешь. Конечно, остаётся ещё множество других вопросов, но они носят более частный характер. Так что, будем составлять Договор?

– Да, Моника, будем, конечно.
– Но только не сейчас, сейчас я уже устала. Завтра составим. А сейчас идём спать.
Наутро мы с Моникой сидели за компьютером. Экран монитора любезно приглашал нас ввести в текстовый редактор законы, которые определят всю нашу дальнейшую жизнь.

– Мы сейчас сделаем черновые варианты, – сказала Моника. – А когда найдём окончательный, ты перепишешь его от руки и подпишешь своей кровью. Где тот контракт, который мы подписывали во время игр?

Я выдвинул ящик стола и вынул листок с подписями Моники и моей. Этот контракт выглядел так:

КОНТРАКТ

Я …………………………….., в дальнейшем именуемый «раб», абсолютно добровольно и, будучи в полном здравии ума и тела, предаю себя в рабство ……………………………, в дальнейшем именуемой «Госпожой», на период с…………………… по ………………….

Цель этого контракта – полностью узаконить и регламентировать это порабощение. Он является основой для развития дальнейших отношений между Госпожой и рабом. Своими нижеследующими подписями они оба скрепляют принятие следующих условий, которые не могут быть изменены, кроме как по обоюдному соглашению.

Первейшей обязанностью раба является максимальное обеспечение всех условий для физического и эмоционального удовольствия Госпожи.

Весь оговоренный период рабства раб обращается к Госпоже только «Госпожа».
Раб обязан служить Госпоже в любых качествах, каких только она пожелает – лакея, горничной, секс-игрушки, пса, лошади, мебели, пепельницы, туалета и т. д.

Раб обязан беспрекословно и без малейших колебаний выполнять любые приказания Госпожи, какими бы унизительными они для него ни были.

Госпожа может по своему усмотрению как угодно жестоко наказывать раба за любые проступки, а также унижать и истязать его просто для своего развлечения и удовольствия.

Раб обязан покорно сносить любые наказания и унижения, которым подвергает его Госпожа. Лишь после наказания раб может получить прощение за свой проступок.

В присутствии Госпожи раб обязан, если нет других приказаний, передвигаться лишь на четвереньках, стоять лишь на коленях, постоянно носить ошейник – символ власти над ним Госпожи.

Раб не имеет права без особого разрешения поднимать свои глаза выше уровня колен Госпожи.
Раб лишён права на оргазм без особого разрешения Госпожи.
Раб не имеет права каким бы-то ни было образом проявлять недовольство действиями Госпожи.
Раб обязуется и в дальнейшем не иметь к Госпоже недобрых чувств из-за чересчур жестокого обращения с ним в указанный период рабства.

Со своей стороны Госпожа принимает на себя тотальный контроль над разумом, душой и телом раба и обязуется не причинить вред его физическому и умственному здоровью.

Подписи:

Госпожа ……………………….

Раб ……………………………….

– Никуда не годится, – сказала Моника, – даже за основу брать нельзя.
– Почему? – спросил я, – по-моему, всё достаточно чётко.
– Чётко? Да здесь из каждой строчки сквозит, что речь идёт не о настоящем рабстве, а об игре.
Я ещё раз перечитал. И в который раз убедился, что Моника абсолютно права.
– Здесь нет самых основных принципов, – сказал я.
– Ну, слава Богу, понял, – усмехнулась Моника. – В первых же строчках: должен служить для удовольствия… как обращаться к Госпоже… в каких качествах служить… Глупости какие. Хорошо ещё, что тут не написано, что раб обязан вылизывать киску Госпоже по первому её требованию. Видела я такое в одном контракте.

Я чуть было не ляпнул «А разве это не так?», но осёкся, увидев более, чем строгое лицо Моники.
Она подперла кулачком подбородок и сосредоточенно смотрела на экран монитора. Затем сказала:
– Так. Пиши.
И то, что она мне продиктовала, а я набрал на компьютере, надолго определило всю нашу дальнейшую жизнь. После всех исправлений, дополнений и прочего корректирования текст Договора приобрёл следующий вид.

Д О Г О В О Р.

Настоящим документом Моника Карсон, именуемая в дальнейшем «Госпожа», и Роберт Карсон, именуемый в дальнейшем «раб», провозглашают следующее:

1. Госпожа и раб абсолютно добровольно вступают в отношения, основные пункты которых следуют ниже.
2. Госпожа имеет полную и неограниченную власть над рабом вплоть до права распоряжаться его жизнью.
3. раб не имеет права собственности, равно как и никаких других прав обычных граждан, и сам является полной и безраздельной собственностью Госпожи.

4. Смысл жизни раба заключается в полном и безоговорочном подчинении власти Госпожи, а также в максимальном удовлетворении всех её потребностей, желаний и капризов.

5. раб обязан беспрекословно выполнить любое приказание Госпожи, в том числе и ведущее к противоправным действиям.
6 раб не имеет права ни прямо, ни косвенно проявлять какие-либо признаки недовольства какими-то ни было действиями или приказами Госпожи. раб должен быть благодарен Госпоже за всё, что она делает.

7. Госпожа имеет право подвергать раба любым наказаниям за любые проступки, а также как ей угодно истязать и унижать его для своего развлечения.

8. По своему желанию Госпожа может наградить раба так, как это соответствует его таковому положению.
9. раб обязан покорно переносить любые унижения и наказания, которым подвергает его Госпожа, и стремиться к созданию ей максимально благоприятных условий для их проведения.

10. раб обязан строго придерживаться этикета поведения, установленного для него Госпожой.
11. раб не имеет права иметь какие-либо секреты от Госпожи.
12. Госпожа оставляет за собой право по своему желанию добавлять новые пункты настоящего Договора. В этом случае раб обязан беспрекословно их принять, независимо от того, согласен он с ними или нет.

13. Со своей стороны Госпожа принимает на себя тотальный контроль над разумом, душой и телом раба со всеми вытекающими из этого последствиями.

14. Договор вступает в силу с момента его подписания.

Моника Карсон, Госпожа

Роберт Карсон, раб

Слово «раб» везде было написано с маленькой буквы, даже если с него начиналось предложение.
Итак, Моника потребовала права распоряжаться даже моей жизнью. Если она захочет казнить меня угодным ей способом, я не имею права ей в этом препятствовать. Проблемы с законом в этом случае, – объяснила она, – это её проблемы, меня они не должны касаться. Ликвидировано было также по сравнению с ранее подписанным контрактом обязательство Моники не причинить вред моему физическому и психическому здоровью.

– Для игры это было необходимо, – сказала она. – А сейчас, поскольку твоё тело, разум и душа целиком и полностью принадлежат мне, то это освобождает меня от такого обязательства. Твоим здоровьем я распоряжаюсь по собственному усмотрению. И сам факт подписания тобой этого Договора свидетельствует о том, что ты доверяешь мне заботу о твоём здоровье без всяких на то обязательств с моей стороны.

Через некоторое время на столе лежал аккуратно переписанный мною Договор.
– Подписываем? – спросил я у Моники, готовясь резать себе палец.
– Нет, – ответила Моника, – подпишем вечером. А до этого я хочу кое-куда с тобой поехать. Пока не как с моим рабом.
Через пару часов мы сели в машину и поехали далеко за город. Оставив машину на стоянке, мы пошли пешком через поле, пока не вошли в девственный лес. Вокруг нас пели птицы, стрекотали кузнечики. Давно мне не доводилось бывать за городом. Свежий воздух, свободный от газов выхлопных труб, пьянил и дурманил. Моника с улыбкой смотрела на меня.

– Наслаждайся, наслаждайся свободой, – сказала она, – это у тебя последняя возможность.
Вечером мы с Моникой снова сидели за столом. Перед нами лежал Договор. Моника серьёзно посмотрела на меня.
– Я даю тебе ещё один, последний шанс, – сказала она. – Ещё не поздно отказаться.
– Нет, – твёрдо ответил я, – всё уже решено.
Моника протянула мне бритву.
– Режь себе палец.
Я полоснул себя по пальцу. Потекла кровь, в которую я обмакнул перо. И через минуту под Договором красовалась моя кровавая подпись. Моника внимательно следила за моими действиями. Затем она взяла другую ручку и под своей фамилией на Договоре сделала короткий росчерк.

«21 час 33 минуты, 17 июня 20.. года»
Это был момент начала моей новой жизни.