Сохрани и помилуй, Боже, нас – непризнанных, непохожих…

Рвусь все время струной гитарной, бесполезной восьмой струной. Дворик кружится, дым угарный, вечер сумрачный и хмельной, звезды – пирсингом в теле неба, прозеваешь – сорвутся вниз. Я опять вспоминаю Глеба, у которого брат Борис. О святых и подумать страшно. Горстка семечек – воробью, пиво пахнет жарой вчерашней, ну и правильно, что не пью. Что ты хочешь, нетрезвый мальчик? В подворотне идет кино, как бы мне объяснить помягче, что совпасть нам не суждено, ты, конечно, в душе хороший – в той, которой в помине нет, так темно, что мороз по коже… Сохрани и помилуй, Боже. Зажигалка. Да будет свет.

Рвусь все время струной гитарной, бесполезной восьмой струной. Десять лет пронеслись попарно, только под или надо мной? В ресторане светло и чинно, вот вино в хрустале несут. Вспоминается Магдалина, разбивающая сосуд. Ты такой же, как все мужчины, хорошо, что пока не мой, я сейчас отыщу причину, чтоб сбежать поскорей домой, это атомы все, нейроны, это химия… нет, пустяк. Хочешь, номер мой телефонный запиши в лотерейный бланк. Озадачен и озабочен, облапошен, в конце концов, ты в душе, может быть… не может. Сохрани и помилуй, Боже. Зажигалка. Спокойных снов.

Рвусь все время струной гитарной, бесполезной восьмой струной. Год -стритрейсер включает фары, финиш близится – по прямой. Сын уходит во двор, небритый – так знакомо, что не смешно, ночь-разбойница лунной битой разбивает мое окно. Мозг в разобранном к ночи виде, тело ищет свою постель. Вспоминается, как Спаситель шел к апостолам по воде. Ты уснул уже, мой хороший, спи, усталость берет свое. Я тебе прочитаю позже… Сохрани и помилуй, Боже, нас – непризнанных, непохожих… Зажигалка… Да ну ее.(с)