Он написал 20 историй, в которых было, если не все, то что-то с чем-то, кажется, секс, космос, ирония, война, страх, романтика, уют, миф, история в истории, потускневшая реминисценция, постмодернистский анекдот, банальщина и много всего иного

Считается, что я властвую над идеями и грезами. И способен создавать новые миры и истории, открывать туда врата. Бесконечно придумывать и придумывать.

Но я ленивый творец, слегка небрежный.
Начинаю одно, потом забрасываю, переключаюсь на другое, на третье.
Может, потому что мне легко это все дается.
Можно сказать, что я всегда нахожусь на связи с пространством идей. В разуме постоянно всплывают целые фразы, названия миров, имена героев, какие-то странные словечки, которые потом хочется пристроить для какой-нибудь истории.

Сходу могу создать любой логичный мир и любой сюжет в любом жанре.
Сейчас как раз потренируюсь.
Ну-ка.
20 начальных фраз-вступлений для 20 книг.
Поехали!

1. - Ну что сказать, Флерий, мы не можем поймать крота.
- А что насчет кротобоек?
- Нет лицензии.
С этого-то все и началось...

2. После урагана из земли торчали пеньки столбов электропередач. Будто сломанные зубы, всем своим видом они вызывали цивилизационную жалость.

Корнет ухмыльнулся. Здесь было над чем поработать...

3. Она расставила ноги и слегка наклонилась. Пряный аромат джунглей слегка затуманивал разум и делал мысли тягучими.
- Какие красивые у нее перья, профессор! - воскликнул практикант, поправляя колпак.
Я кивнул. Не всякий день удается увидеть зеленоперую кушку из отряда длиннохвостых. А тем более - засвидетельствовать начало брачного ритуала.

Птица распушила хвост, открыла клюв...

4. Никто не знал, как давно мы брели по болоту. Дмитрий скулил, что в его сапоги затекла вода, Женечка деловито сопел, а Кузьмич просто молчал и хмуро смотрел по сторонам.

Избушки не было, как не было и сухого места в этом пропащем лесу. Кругом одна топь, комарье и чахлые осинки.
- Смотрите, там кто-то стоит, - Женечка показал перед собой.
Внутри все похолодело. Там стоял...

5. Если есть голова - это хорошо. Если есть пять голов - еще лучше.
Так думал Головохват, подтаскивая очередного странника к своей пещере...

6. Глафира не умела целоваться, но боялась в этом признаться. Сейчас, когда перед ней стоял мужчина ее мечты, она не смела пошевелиться и даже вдохнуть.

"Лишь бы не пукнуть", - неожиданно пронеслось у нее в голове.
- Девушка, почем гвозди?
Глафира смутилась. А потом вспомнила, что стоит за прилавком в строительном магазине. Но вымолвить что-то членораздельное не могла, боясь спугнуть мечту.

- Красивые... - протянул парень и отошел в сторону...

7. По телезорке опять показывали президиум Дерзости.
Гарт Шенкл в своих старомодных пежных очках и сирдалевом костюме вновь стоял за трибункой с гербом Дерзости. За ним маячили постные лица постулатов и секлеков.

"Граждане! Новая эпоха требует новых решений. Поэтому я бы хотел внести на рассмотрение кандидатуру нового Стяга. Под его тенью мы шагнем в двувек Замедления!"

- Кирта, опять ты смотришь этих дураков. Гаси телезорку, нам рано вставать. Большой поход сам себя не освежует...

8. Если есть в мире хоть одно тихое место, то это была Шестая Коробка. Звукопоглотители не давали вибрациям пробраться сюда, в этот конгломерат глинобитных хижин и дюралюминиевых кубов.

Синие лучи утренней молнии проехались по куполу, и легкий разряд энергии пробудил заспавшееся население Шестой...

9. Шут прыгнул на свободный квадрат и тут же высунул язык.
- Двадцать две - быть тебе нигде!
Король повел бровью. На секунду он задумался, не обидеться ли и не явить миру монарший гнев, но быстро отмел эту идею. Обижаться на шута было кардимагально, как сказала бы герцогиня Жеш.

Шут разбежался и прыгнул на новый свободной островок.
- Тридцать пять - обосрался ты опять!
Король насупил брови: "Что, если быть кардимагальным - это новое веяние?"

10. "Енот, гитара, флакон духов "Аксинья", ветка рябины, рожок фисташкового мороженого, игрушечный трактор", - Ермоленко аккуратно фиксировал в записной книжке странный перечень.

- Ты пиши, пиши, милчеловек, и не забудь лохматку! - наставительно подняла палец старушка.
- Лохматку? - Ермоленко встрепенулся, как встрепенулся бы на его месте всякий, приехавший в Церново, деревню, где рождались гении.

- Ее самую. Можешь взять сбор, но смотри, чтоб без сора и муравьев. Дюже паскудники мелкие лохматку любят.
- Записал. "Лохматка без муравьев"...

11. В атмосфере Плута не было ничего примечательного. Водород, кислород, азот, углекислотные испарения, немного берсовых газов. Стандартный набор третьих планет (от системных звезд, естественно!) в секторе Барабанщика.

Но что-то смущало Лику. Краснея от сомнений, она все-таки решилась вызвать Костика, старинную домашнюю нейросистему...

12. Войско продвигались медленно. Старший коптя тащил на закорках груду ружь-брыков, прихваченных кое-как измочаленными тесемками.

В воздухе стоял запах крови, пота, кретского масла и надежды. Лошари агукали, вытягивая морды к младшему тягловому, совсем еще мальчишке.

Заправилы еле волочили ноги, отчего новобранцы растягивались неровными рядами и заваливали строй.
Все мы устали. Но в боевых кодексах усталость презиралась, и мы презирали ее. Все до единого, пока войско растворялось в сумрачном краю под хриплые песни горларей...

13. - Витя, полезай в шкап.
- Вот и не полезу.
Бабушка тяжело вздохнула. Мол, ну что ты с идиотиной будешь делать?
Вите ужасно не хотелось расстраивать бабушку, но лезть в чужой шкап, да еще и в одиночку, без ледоруба, фонарь-девы и вёселка отказывался.

Любой шкап - как то же вёселко. Никогда не знаешь, каким концом оно в тебя воткнется, когда придет время. Иной раз думаешь, что все будет ладненько, как солнечный день в Ахтубинске, а потом раз-два - и вот ты уже попал в кошмарную репризу за авторством Шурика Рыжего.

- Бабуль, мне бы ледоруб и фонарь-деву... - попробовал заикнуться Витя.
- На девку фонарную у нас деньгов нет, а ледоруб бери, вон он, еще с прошлого захода остался.
- Так он же древний, как сам шкап.
- Зато верный. Дед твой им еще орудовал, когда в свой первый шкап лез. И ты, Витя, поорудуешь...

14. Незваный кавалер выплясывал вокруг Пуговицы, тряся фалдами и то и дело засучивая длиннющие, как реки, рукава сюртука.
- Сосок дай глянуть свой, краса-жёнка! Каким соском дитя ты наше вскормишь в срок?
Пуговица поморщилась и шмыгнула носом. Все эти еретики блуда вызывали смесь жалости и брезгливости.
- Подол свой подыми, краса-жёнка! Хочу взглянуть я на врата для будущего детинёнка нашего. Чрез них войдет он в мир, но широки ли те врата, не будет ли преград? - все хорохорился кавалер.

- Изыди, хлыщ! Я обещалась трем рыцарям с Горы.
- Ах вот как, так ты обещанница, - сник незадачливый ухажер.
Пуговица не стала этого отрицать. Когда ты кому-то обещан, это спасает тебя. Потому что нельзя быть обещанным дважды. Слово здесь держали всегда...

15. Дорога завиляла между огуречных домиков, и мальчишки хором закричали:
- Настасья Пална, Настасья, Пална, а мы уже пришли в Турбурляндию! Время игр!
И только Оля скривилась и прошептала: "Уж лучше бы в кино сходили, там сейчас "Горнисты".
Не сказать, чтобы Оля так уж фанатела от нового семилейского сериала, но в "Горнистах" играл Кельский, а сохнуть по Кельскому не зазорно даже в средней школе...

16. Когда Флутарк украл солнце, никто на него даже не подумал. Говорили о флуктуации, о черных дырах, гравитационных волнах и прочей ереси из мира физической астрологии.

И ни единая душенька не подумала на Флутарка.
Потому что он знал правило трех Г: Говори, Гадай, Гарпунь.
В гадательском раскладе все просто, если следовать тройному Г.
Да, украсть солнце - не червяка ласкать, но если быть осторожным и действовать по-правилам, все будет пучком...

17. Извечно был Колодец. И была Ночь, и чернильная вода лилась снизу вверх. И были лягушки, что несли шлейф платья Ночи, когда та отправлялась на прогулку.

Ночь пела песни, лягушки вторили ей, и так родилось Лето.
Еще были мыши, и цикады, и белки-летяги. И люди.
Все они жили на дне Колодца и смотрели вверх, хотя на самом деле они смотрели вниз, но эту тайну хранили мотыльки...

18. Что есть секс, как не сочетание обоюдной надежды на сиюминутное блаженство?
Так думал Петр Петрович Заплавский, поправляя консервную банку на конвейере. Автоматика хорошо справлялась с банками, превращая металлический хаос в порядок, но Заплавский всегда был начеку. А пока он был начеку, он позволял себе задуматься о чем-то великом, ну или, на худой конец, прозаически-интересном. Так было и сегодня.

Он уже обдумал новую серию "Горнистов", в которых главные герои опять нашли вход в девятое измерение. "И почему они постоянно находят вход, а не выход?" - размышлял Заплавский, пока его контролирующе-рассеянный взгляд не коснулся округлых форм этикеточного вала.

Почему-то подумалось о женщинах, сексе, внеземных откровениях.
Все-таки хорошо, что никто не догадывался, что Петр Петрович Заплавский был родом не с Земли, а с совершенно другой планеты...

19. В темноте что-то булькнуло и перекатилось.
- Миш, это ты? - Надя с гулко колотящимся сердцем толкнула мужа в бок.
- А? Чего? Ипотека? Займ? - спросонья заворчал Миша, пол-ночи ранее борясь с бессонницей чтением журнала "Экономика".
- Там кто-то есть. В коридоре, - зашептала Надя.
- Спи давай, нет там ничего, - Миша перевернулся на другой бок и тут же беззаботно засопел.
Заснуть Надя не могла. Наверное, сейчас ее бы не взяла даже вся подшивка "Экономики" за десять лет.
Что-то было там, в коридоре. Там что-то двигалось. Да, точно, ну вот опять!
Ежась от ночной прохлады, Надя откинула спасительное одеяло и поставила босые ноги на пол. Сейчас она пойдет и все сама проверит...

20. Ежегнев по-паучьи выпростал свои худые руки, нависая над столом с идеями.
Команда притихла. Когда Ежегнев становился враскоряку, нужно было молчать.
- Ну и кто у нас придумал все это? - главный сюжетник махнул своей лапой над синопсисами.
- Я написала "Мой позывной Заплавский", это романтическая комедия про инопланетянина, который работает на консервном заводе, а потом встречает... - начала позабывшая об осторожности Федяйкина, но тут же осеклась от пронзительного взгляда Ежегнева.

- А кто додумался до порнографии с соском и этой, как ее там, Пуговицей? - сюжетник зыркал по сторонам, как волк на пасеке, т.е., бессистемно.

Моргунов вжал свою толстую шею в плечи так, что стал похож на сжатого в тисках телепузика. Надо было отдать ему должное - он держался.

- А кто написал про короля и "обосрался"? Вы хоть понимаете, что это политика? Чуете, чем пахнет? - Ежегнев потряс своим костяным кулаком.

- Так ясно же, чем пахнет, - шепнул кто-то, и Надюшка Кваскова захихикала подстрелянной гагарой на весь кабинет.
Ежегнев побелел.
- Это ведь просто мозговой шторм, - пискнул из кофемолочного угла Ромка, чтобы спасти Кваскову от расправы. Поговаривали, что у них творческий союз, но это было неточно.

- Штурм, - поправил коллегу Валдайский, тяготеющий к милитаризму и черному фэнтези про утомленных войной наемников.
- Вы все должны писать лучше! - Ежегнев распрямился, потирая локти. - Вы должны нести мне золотые яйца идей! Кто вы?
- Мы несушки, - простонала команда.
- Громче! Я вас не слышу! Кто вы?
- Мы несушки!!! - заорали все мы, и Федяйкина почему-то громче всех.
Начался новый плодотворный день.

****

Такие вот эти врата в новые миры историй. Какие-то более проработанные, какие-то менее.
Любопытно, что я могу продолжить любой из этих 20 начальных фрагментов - и при наличии мотивации и времени выдать на гора готовый продукт. Могу их сделать частями одной истории, или связать более тонкими тропами. Разбить на части, соткать заново, играясь с шаблонами и переиначивая старые трюки на новый лад.

А так-то это просто тренировка, забава.
Да и с любой фразы, с любой реплики я могу отворить новые врата, сделать героями любого, вплетя его в нити сюжета. Это не пустая похвальба и бравада. Я действительно могу творить. Иной раз думаю, откуда все взялось? Вот час назад я не знал ни об одном из фрагментов, написанных в экспромте выше. И вот они. Истории, которые начинаются...

Я люблю придумывать.
Идеи, сюжеты - это мой мир.