Марина Петровна взяла своими голыми руками прозрачный заварочный чайник и поднесла к моей чашке.
-хотите? - спросила она. Ее голые по локоть руки были чрезвычайно красивы, и вся ее поза, и влажные глаза, все это, казалось, несло мне еще какое то тайное важное сообщение

Я молча кивнул и она с уже более грустным и трогательным лицом стала наливать чай, приблизив ко мне свои обнаженные руки. Кольца на некоторых ее пальцах периливались и на одном кольце был зеленый аметист, игрой света которого я невольно залюбовался.

- Мне всегда ужасно больно думать, что люди мнением которых я дорожу, часто смешивают меня с тем положением в котором я нахожусь. Они не понимают или не хотят понимать насколько мое положение шатко в нашем департаменте. Приписывают мне какие то немыслимые интриги, считают что у меня есть тут какое то особенное влияние, а это все совершенно не так. Только чистая душа и она хотела бы общаться с такой же или еще более возвышенной душой, такой как у вас. Ну, вот вы то меня понимаете.

И она пристально посмотрела мне в глаза. В глазах у нее была детская беззащитность смешанная с самым глубоким почтением. Она ни то что хотела заплакать, но чуть за гранью проникновенности произнесла последние слова. И ее стрела попала в цель. Ее слова казались мне необыкновенной глубины, искренности и доброты. А она сама необыкновенной красивой, молодой и умной женщиной.

Рядом никого не было, чтобы толкнуть меня в плечо и сказать: эй, парень, ты не забыл, что перед тобой акула интриг и деловая змея щелкающая таких парней как ты на раз, как орех. Конечно, она способна возможна в глубине своего ущелья на самые искренние и глубокие чувства, но с тобой ли? И способна ли?

Но было поздно. Я попал полностью под ее очарование. Ну, и правда красота у нее была в этот момент неотразимое совершенство. Не отрывая взгляда от ее лица, шеи, груди я ей выложил все о себе и только, когда я заканчивал фразу, что сам всесильный глава департаментов мне по семейным связям хорошо знаком, обещал поддержку и просил меня ни в коем случае никому об этом не говорить. Тут я прикусил язык и сильно покраснел, как нашкодивший мальчик. Что я наделал, ну, я и болтун. Сам удивился я себе и мысли мои смешались.

Она легким грациозным движением положила сверху свою руку на мою и чуть чуть пожала. Как бы поддерживая меня в падении, но на самом деле усиливая мое падение. И говоря жестом, ничего страшного не произошло мы же искренние друзья.

Зеленый аметист за кольце ее пальца мигал мне тоже успокаивая.
- вас здесь многие не понимают и особенно ваши эпиграммы, смеются над вами и над вашим бывшим начальством, - продолжала она снова завладев моим взглядом и гипнотизируя, - и вся эта непоэтическая история в журнале, и неожиданное перемещение вас с одного департамента в другой, даа... Но знайте у вас несомненно есть талант и я восхищаюсь вами. И можно сказать я ваша поклонница. Да, да, да

- право, нечем восхищаться, я так мало сделал, - я принимал ее слова за чистую монету и совершенно искренно отвечал ей. Это было нечто.

Она еще раз со всем женским чутьем заглянула в мои глаза разглядывая дно. Не укрыл ли я что-нибудь? А я не мог оторваться от ее глаз. И не увидя ничего интетересного и достойного внимания, отняла руку и как бы сразу потушив электричество в глазах убрала заинтересованный дружеский взгляд. Взгляд ее уже стал равнодушный и полужесткий, когда я допустил еще один ляп. Ну что ж когда падаешь, то падаешь до конца.

- хотите я принесу вам книжку моих стихов и подпишу ее? - как к искреннему другу обратился я к ней.
Она уже с откровенной брезгливостью посмотрела на меня отстраняя взглядом. Зазвонил ее телефон и она стала разговаривать, свободной рукой махнула, чтобы я уходил. И отвернулась, прокрутившись на кресле.

Я вышел, совершенно потерянный.
Потом много раз я со стыдом вспоминал весь этот разговор. И краснел и скрежитал зубами. Особенно, как я выложил все просебя. Но боялся даже вспомнить ее лицо, боясь снова попасть под ее сильное влияние.