Зверь, часть XXXVII

Как найти человека, не зная его имени?

Когда в ту безумную неделю я метался по Варшаве в своих отчаянных поисках, я чувствовал жуткую злость на свою глупую гордость, не позволившую мне вытряхнуть тогда документы из ее сумки и получить ответ на свой вопрос самым простым и пошлым способом. Я злился на себя так, что был готов убить себя на месте.

Плохие предчувствия появились у меня сразу же, как я увидел обжитой уют этой мансарды, ворвавшись в ее бывшую квартиру, несмотря на протесты новых жителей. Слишком уж разительным был контраст этого домашнего уюта с предшествующей ему пустотой и ледяным холодом, слишком пугающе выглядели цветные занавески на некогда пустых высоких окнах ее квартиры. Я смотрел на эти пугающие декорации и ничего не узнавал.

- Где она? – орал я как ненормальный, пугая незнакомых мне людей до потери пульса, но добиться ничего не смог.

Они не знали, о ком я говорю, и никто не мог мне дать ответ на мой вопрос. Я не знал ее имени, не знал где она работала, у нас не было общих знакомых кроме моих приятелей, которые разумеется, знали о ней еще меньше.

Я вспоминал ее квартиру и выл от бессилия, чувствуя что ее стерли из этого мира, вычеркнули из этой реальности то настоящее, что у нас было, и взамен этого заполнили все каким-то дешевым и бессмысленным реквизитом, чтобы свести меня с ума окончательно.

Когда я практически начал сходить с ума от паники, я внезапно понял, что один общий знакомый у нас все-таки был, и спустя две недели моего безумия, с абсолютно холодным рассудком начал искать ее Мастера, еще не зная, что переживу во время этой встречи такой ужас, от которого уже не смогу оправиться никогда.

- Если вам нужен вечер, могу записать вас на пятницу – сказал вежливый женский голос, и я согласился.

- На самое позднее время – сказал я, и, договорившись о своем позднем визите, положил телефонную трубку.

Для того, чтобы найти его, мне потребовалось несколько дней. Для того, чтобы забыть последствия этой встречи, не хватит всей жизни.

Я помнил, что его зовут Лукаш, что он психотерапевт и мне сразу удалось выяснить, что он ведет открытую практику, принимая клиентов у себя дома. Я договорился о своем визите с его секретарем и, идя тем вечером к нему домой, с холодным осознанием понимал, что готов сделать с ним все что потребуется, чтобы узнать о ней хоть что-то.

Он открыл мне дверь своего дома, и я мгновенно узнал его холодный изучающий взгляд.

Я заставил себя улыбнуться и произнес.

– Пан Лукаш, добрый вечер – я улыбался, надеясь, что эта фальшь убедительно маскирует мою холодную ненависть.

Он ничего не заметил и кивнул мне, приглашая войти.

- Вы меня помните? – спросил я его, когда он предложил мне занять кресло напротив себя.

Он снова взглянул на меня изучающе, и спустя какое-то время сказал.

– Вы приятель Ракель?

- Ракель? – медленно повторил я, не веря тому, что вот таким странным способом узнаю ее имя и не в силах остановится, повторил – Ракель, значит

- Да – сказал он – Я вас вспомнил, что вы хотите? – он смотрел на меня без эмоций.

- Хочу поговорить о ней – ответил я, но он не отреагировал.

- Я не говорю о своих пациентах – ответил он – Если только вы не интересуетесь по другой причине.

Я лихорадочно соображал, что мне ему ответить, но он сам дал мне подсказку.

- Вы же пришли сюда, чтобы попросить меня стать вашим Верхним? – спросил он, уставившись на меня из-за стекол своих очков словно змея.

- Верхним? – изумленно спросил я, и увидел, как он криво улыбается.

- Ну да, я же помню, вам это нравится – сказал он, и я услышал, как учащается его дыхание.

- Твою мать – сказал я ошарашенно с каким-то очередным поздним осознанием.

- У вас есть деньги? – вместо этого спросил он, и я услышал знакомую жажду – Вы работаете?

Я подумав, решив подыграть ему и ответил.

- Вы угадали, я пришел за этим – я вздрогнул, увидев как он плотоядно улыбнулся.

- Ну видите, молодой человек, в этом-то я разбираюсь – сказал он самодовольно.

- Твою мать – снова сказал я, не зная, что на это ответить.

Из состояния транса меня вывел его вопрос – У вас есть деньги? – повторил он, я кивнул.

- Кем вы работаете? – спросил он снова.

- Армия – ответил я – по контракту

Он еще шире улыбнулся, и я снова ощутил тяжелую ненависть, вспомнив эту уже виденную мною, довольную улыбку.

- Вам нужно будет отдавать мне часть вашего дохода – сказал он, и я чуть было не рассмеялся от этого нелепого диалога, но заставил себя ответить.

- Конечно – улыбнулся я и, посмотрев ему в глаза, добавил – С этим проблем не будет.

- Отлично – сказал он – Мы можем начать прямо сейчас – в его голосе появилось знакомое возбуждение, он ничего не подозревал.

- Ага – ответил я зная, что мы точно начнем совсем не то, что он предполагает, и небрежно улыбнувшись, произнес

- Вначале я бы хотел узнать о Ракель, где она сейчас? – спросил я, стараясь не выдать свою заинтересованность.

- Не знаю – он пожал плечами – Не имею понятия

- То есть? – спросил я растерянно.

- То и есть - сказал он нетерпеливо вздохнув – Я ее не видел уже примерно год

Мне стало трудно дышать, но я заставил себя сделать глубокий вдох и уточнил.

- Когда вы видели ее последний раз?

Он недовольно поправил очки – Ну дайте подумать, кажется в январе, да, сразу после новогодних праздников

- Продолжайте – приказал я ему, думая о том, что мы с ней расстались за пару дней до рождества, но он не заметил моей новой интонации.

- Она пришла ко мне с просьбой, да, это было в январе – она задумался, но потом снова криво улыбнулся – Попросила высечь себя кнутом, да

У меня потемнело в глазах и я услышал свой голос – Зачем?

- О – сказал он и взял со стола рядом с собой сигару – Это классический случай, очень интересный в моей практике. Видите ли, Ракель страдала от чувства вины, что в общем-то не удивительно, конечно же – я слушал его и мне казалось, что он говорит сам с собой – Ну вы понимаете, вся эта история, она же формирует паттерны, они работают потом все время, классический случай

- Какая история? – спросил я, в нехорошем предчувствии.

- Детство – сказал он закуривая, и видя, что я не понимаю, продолжил – Отец Ракель - религиозный фанатик, он был помешан на истязании – он усмехнулся – Деревенский дурак, не понимал природу своих инстинктов

Я слушал его и понимал, что лечу куда-то вниз – Он постоянно порол ее этим кнутом, с детства, заставлял искуплять грехи – он улыбнулся возбужденно из-под стекол очков – Классический случай вины, она даже взяла этот кнут потом, когда уехала из дома

- Какие могут быть грехи у ребенка – спросил я, медленно погружаясь в этот абсурд.

Он рассмеялся – Вы не представляете, какая может быть фантазия у Тематика, да еще и подавленного. Понимаете, дети в таких семьях вырастают с сильным чувством вины, и Ракель это классический пример этого – он сделал паузу и продолжил, загибая пальцы – Невозможность доверия, постоянная потребность в физическом наказании, отсутствие социальных связей, неустроенность быта ну и развитый интеллект при этом - тут он выпрямился в кресле и возбужденно добавил – О последнем, я кстати написал работу, это очень интересная взаимосвязь.

Я слушал его потрясенно, слов у меня не было.

Он истолковал мое потрясение по своему и продолжил – Я дам вам прочесть, там суть в следующем – дети, подвергавшиеся насилию делятся обычно на две категории, на тех, кто стремительно деградирует до состояние примитивного животного и тех, кто развивает свой интеллект, потому что

- Силу развить не в состоянии – закончил я за него.

- Именно – сказал он.

- А почему это стремление к боли? – спросил я его с горечью – Откуда оно?

- Ребенок не может винить родителя – он пожал плечами, ему становилось скучно – Он винит себя – сказал он мне как идиоту - Отсюда потом эта постоянная потребность.

- Бьет, следовательно любит – сказал я и он кивнул.

- Да, так и есть

- Подождите, я не могу понять – спросил я его спустя какое-то время – Почему она пришла к вам?

- Тоже хотела понять, зачем же еще

- И вы – спросил я его, вцепляясь в кресло, чтобы не броситься на него раньше времени.

- Я оказался в Теме – сказал самодовольно – Я ей помог

- Помог? – спросил я задыхаясь от ненависти, перед моими глазами все плыло.

- Ну да, помог, порол ее, чтобы трансформировать душевную боль в физическую, и это кстати хороший способ все сублимировать, можно даже получать удовольствие в последствии, ну вы знаете

- Вы с ней? – я чувствовал такую боль, что думал что потеряю сознание.

- А, вы о сексе? – он поморщился – Конечно же нет, я думал вы уже поняли – и он снова улыбнулся и я уже знал, что он произнесет – Меня не привлекают женщины, поэтому я и посоветовал ей найти кого-то для этих целей

- И она нашла меня – сказал я сорвавшимся голосом и он посмотрел на меня удивленно.

Чувствуя, что больше не могу сдерживать застилающую мне глаза ярость, я задал последний вопрос.

- Вы сказали она пришла к вам последний раз с этой просьбой из-за чувства вины, что произошло? – спросил я, понимая что не могу не спросить и одновременно предчувствуя, что ответ на этот вопрос сломает меня окончательно.

- Ну – он снова брезгливо поморщился и я затаил дыхание от ужаса, уже зная что будет дальше – Эти женские дела, она сделала аборт.

Я почувствовал как меня накрыла лавина и бросился на него уже не сдерживая свою ненависть.

Я избивал его, наблюдая за собой со стороны и чувствовал хруст его ломающихся ребер, видел как мои удары выбиваю его челюсть, видел как на пол вылетают раскрошенные зубы, видел как с треском ломается его правая рука, та самая, в которой как я предполагал, он держал тот кнут. Я бил его в беспомощной ярости, сражаясь в его лице с бесконечным злом, сражаясь с ее отцом садистом, сражаясь с собственной глупой, бессмысленной ревностью, сражаясь с собственным отражением, и понимал, что проигрываю.

Зло нельзя победить потому что оно бессмысленно, от него можно только отвернуться, по этой причине я остановил себя до того, как стало слишком поздно, до того как убил бы его.

Когда я остановился, из его рта текла кровь, он валялся на полу своего кабинета и тяжело дышал. Я знал, что к моему глубокому сожалению он никогда не напишет заявление в полицию, поэтому просто перешагнул через его тело и пошел к выходу.

Я избил его до потери сознания, но легче мне не стало. Я видел перед собой ее обнаженное тело, покрытое шрамами, я слышал ее беспомощный крик, кожей чувствовал ее одиночество и понимал, что впереди меня ждет ад, ждет собственное искупление.