Невольница

Над площадью рынка Каира,
В горячего солнца лучах,
Невольницы со всего мира,
Толпятся, с тоскою в очах.

Невольничий рынок наполнен,
Торговцев и знати толпой,
И будет каприз их исполнен,
Вопрос встанет лишь за ценой.

Живого товара движенье,
Оковы стальные звенят,
Отчаянья стон, и волненья,
И слёзы, в глазах их блестят.

Полуденным жаром накрытый,
На рынке раздался набат.
Пред знатью, богатством набитой,
Невольниц построили в ряд.

Толпа расступилась в поклоне,
Примчался на площадь султан,
Задумчиво сел на балконе,
И молча курил свой кальян.

Внимательным взглядам вонзаясь,
Как будто острейшим клинком,
В невольниц. Купить собираясь,
Глаза уж зажглись огоньком.

Товар превосходный, отменный,
Тела их нагие блестят,
Кого-то куплю непременно!
В толпу, снова бросил он взгляд.

Средь кучи товара живого,
Красавицу он разглядел,
Белейшее тело в оковах,
Такое, как страстно хотел.

Глаза, голубы, словно море,
И светлых волос водопад,
Так будет мою уж вскоре,
Султан был несказанно рад.

С невольницей взглядом столкнулся,
Но дерзким и гордым был взгляд,
Торговец к нему повернулся,
С поклоном, он был очень рад.

Что золотом, желтым, чеканным,
Ему смог султан заплатить,
Товар был действительно славным,
Султану он смог угодить.

В гарем мой доставить девицу,
Султан дал свой строгий наказ,
Отмыть и отправить в темницу,
пусть ждёт там. Сказал он умчась.

Вот ночь опустилась глухая,
Невольница в страхе сидит,
Но гордость и дерзость мешают,
Смиренный принять деве вид.

Тихонечко дверь отворяя,
Слуга сделал жестом: Пойдём!
Внимания не обращает.
И тащит ее уж силком.

Убранство покоев султана,
Ей роскошью слепит глаза,
Он рвёт платья ткань с ее стана,
И видит как льется слеза.

Но вдруг, словно бесом объята,
Подальше легко отскочив,
С острейшим кинжалом булатным,
Стоит, его спешно схватив.

Взбешенный таким поведеньем,
БунтОвщицу мигом скрутил,
И жестко, в хмельном исступленьи,
Невольницу, плетью избил.

Она извивалась, кричала,
От боли такой, что есть мочь,
Но плеть ее стан обвивала,
Никто ей не сможет помочь.

Плеть в тело со свистом вгрызалась,
Кровавый писала узор,
Султан бил сильней, распаляясь,
Ее помутился уж взор.

Охвачен своим наважденьем,
Хлестал он ее по щекам,
Гонимый своим вожделеньем,
Грозился отдать рыбакам,

От дерзости чтобы избавить,
И быть оскверненной толпой,
Замучить, сгнобить, обесславить,
Не ценит раз, выбор иной.

И к горлу кинжал ей приставив,
Его приказал ублажить,
Гордыню и дерзость оставив,
Раз хочется ей ещё жить.

Мучительной болью сгорая,
Сквозь свой затуманенный взор,
Невинность свою защищая,
Нещадный кляла приговор.

Собравшись остатками силы,
И плюнув султану в лицо,
Шептала: уж лучше в могилу,
Чем куклою быть подлецов.

Взбешенный султан, нож откинув,
Жестокую плеть подобрал,
Невольницу бросив на спину,
Мех ног исступленно хлестал,

Сознанье она потеряла,
Не помнит что было потом,
Что с нею в беспамятстве стало,
На ложе султана златом.

Очнулась она, вся избита,
В оковах, в подвале сыром,
Тряпьём и соломой укрыта,
Всё тело горит как огнём.

Ей двинуться- страшная пытка,
Пылает, растерзанна, плоть,
Подняться бы сделать попытку,
Шептала: Дай сил мне, Господь!

Шатаясь, стонала от боли,
Но всё же она поднялась,
Не жить никогда мне в неволе!
Из тряпок верёвка плелась...

На шее сомкнувшись петлёю,
Уже затянулось узлом,
Безжизненно тело нагое,
Лежит в полумраке пустом.