Сцена порки из романа А.Н. Толстого "Хождение по мукам"

Основана на очень даже реальных событиях.

****

Солнце уже было высоко, а станица стояла с закрытыми ставнями и воротами, -будто и не просыпалась. Только перед Советом крутились станичники на конях и подходили пешие, ведя связанных, иных избитых в кровь, крестьян и казаков. Потом узналось, что брали по списку, всех, кто еще весной голосовал за Советскую власть.

В атаманской избе сидел непроспанный офицер с нашитой на рукаве мертвой головой и двумя костями. И рядом с ним - хорошо всем известный хорунжий Змиев, полгода тому назад бежавший из станицы. О нем все и думать забыли, а он - вот он, с висячими усами, налитой, здоровый, красный, как медь. Когда Анисью впихнули в избу, хорунжий кричал арестованным, - а их под охраной стояло здесь более полусотни:

-Краснопузая сволочь, помогла вам Советская власть? Ну-ка рассказывайте теперь, чему вас научили московские комиссары?

Офицер, глядя в список, говорил тихо каждому, кого выталкивали к столу:

- Имя, фамилию признаешь? Так. Сочувствуешь большевикам? Нет? Голосовал в мае месяце? Нет? Значит, врешь. Всыпать. Следующий, казак Родионов. - И поднимал бледные, пегие, как у овцы, глаза: - Стать по форме, глядеть на меня! Был делегатом на крестьянском съезде? Нет? Агитировал за Советы? Опять нет? Значит, врешь полевому суду. Налево! Следующего!

Станичники подхватывали людей и, столкнув с крыльца, валили на землю, сдергивали шаровары, заголяли, один садился на дергающиеся ноги, другой коленями прижимал голову, и еще двое, вытащив из винтовок шомпола, били лежащего, - со свистом, наотмашь.

Офицер не мог уже разговаривать тихим голосом, - так страшно выли и кричали люди за окнами. Экзекуцию обступила толпа конных и пеших станичников из налетевшего отряда и тех из местного казачества, кто выскакивал из хаты навстречу отряду, крича: "Христос воскресе!"

Они тоже орали и матерились: "Бей до кости! Бей до последней крови! Будут знать Советскую власть!"

Наконец в атаманской избе остались только Анисья и молоденькая учительница. Она приехала в станицу по своей охоте, все старалась просветить местных жителей, собирала женщин, читала им Пушкина и Льва Толстого, с детишками ловила жуков, - это в такие-то времена ловить жуков!

Хорунжий Змиев закричал на нее:

- Встать! Жидовская морда!

Учительница встала, некоторое время беззвучно трясла губами.

- Я не еврейка, вы это хорошо знаете, Змиев...И если бы даже была еврейкой, - не вижу в этом преступления...

- Давно в Коммунистической партии? - спросил офицер.

- Я не коммунистка. Я люблю детей и считаю долгом учить их грамоте... В станице девяносто процентов не умеющих читать и писать, вы представляете.

- Представляю, - сказал офицер. - А вот мы вас сейчас выпорем.

Она побелела, попятилась.

Хорунжий заорал на нее: "Раздевайся!"

Хорошенькое личико ее задрожало, она начала расстегивать клетчатое пальтишко, стащила его, как во сне.

- Слушайте, слушайте! - и замахала на офицера рукой. - Да что вы, что вы! - А за окном кто-то нестерпимо затянул истошным голосом. А хорунжий все свое: "Снимай панталоны, стерва!"

- Мерзавец! - крикнула ему учительница, и глаза ее загорелись, лицо залилось гневным румянцем.

- Расстреливайте меня, звери, чудовища...Вам это так не пройдет...

Тогда хорунжий схватил ее, приподнял и грохнул об пол. Два станичника задрали юбку, прижали ей голову и ноги, офицер не спеша вылез из-за стола, взял у казака плеть, на серое лицо его наползла усмешка. Занеся плеть, он сильно ударил девушку по стыдному месту; хорунжий, перегнувшись со стула, громко сказал: "Раз!" Офицер не спеша сек, она молчала.

"Двадцать пять, довольно с тебя, - сказал он и бросил плеть. - Иди теперь, жалуйся на меня окружному атаману". Она лежала, как мертвая.

Станичники подняли ее и унесли в сени. Очередь дошла до Анисьи. Офицер, подтягивая кавказский поясок, только мотнул головой на дверь. Анисья, обезумев от ненависти, начала выбиваться, - когда ее потащили, хватала за волосы, выламывалась, кусала руки, била коленками.

Вырвалась и, простоволосая, ободранная, сама кинулась на станичников и потеряла сознание, когда ее ударили по голове. Ей спустили кожу со спины шомполами и бросили у крыльца, - должно быть, думали, что скверная баба кончилась.