Свитчер - глава 2

25 апреля 2002 года, Москва

За восемь лет до Событий

Она не отвечала. Хотя прошло уже пять дней с того момента, когда он отправил ей письмо, которое сейчас находилось у него перед глазами на экране новенького жидкокристаллического 17-дюймого «Сони». Отправил по электронной почте – единственного канала связи между ними. Ни номера своего сотового, ни, тем более, домашнего телефона она ему не сообщила. Видимо, всё ещё не доверяла.

Он глубоко и грустно вздохнул. Наверное, правильно не доверяла.

Ибо это было не просто письмо. Это была мольба. Крик о помощи. Помощи, которую ему оказать могла только она. Если могла…

Судя по её молчанию, она решила, что не могла. Хотя слыла очень заботливым, внимательным и отзывчивым человеком.

Заботливой, внимательной и отзывчивой Госпожой. Д/С-ницей. Более того, вообще говоря, этикетной Д/С-ницей. С 15-летним стажем в Теме.

Он в сотый раз перечитывал своё письмо Госпоже Амелии. Это был, конечно, её тематический ник. Псевдоним. На самом деле её звали Инга. Ни отчества, ни фамилии её он не знал. Да и не был до конца уверен, что это было её настоящее имя. Ибо уж больно привыкли шифроваться российские тематики. Неудивительно – в отличие от цивилизованных стран БДСМ в России по-прежнему считался психическим заболеванием и заявить публично о своей «тематичности» означало почти автоматически обречь себя на положение изгоя. А жизнь изгоя в России… мягко говоря, несладка. Если вообще может называться жизнью.

С каждым очередным прочтением этого письма в нём всё больше и больше крепла уверенность в том, что она и не ответит. И что вообще их отношения – даже дистанционные (она жила в областном центре за многие тысячи вёрст от Москвы) – на этом прекратятся. То ли она ему не поверила и сочла сумасшедшим (а основания для этого в тексте письма, конечно, были), то ли, наоборот, поверила… И испугалась.

А испугаться было чего. Он снова – в сто двадцать пятый раз - внимательно вчитался в текст своего послания…

Доброе утро, Госпожа Амелия!

Он предпочитал обращаться к ней по её тематическому имени. Он давно бы уже обращался к ней «моя Госпожа», но она строго-настрого ему это запретила. Ибо не торопилась брать в свои «подданные».

Вы, наверное, удивитесь, взглянув на время написания этого письма.

Он «сотворил» это письмо на одном дыхании, закончив почти в три часа ночи. Хотя обычно засыпал не позднее двенадцати. Ибо был скорее жаворонком, чем совой. А тут… словно какая-то неведомая сила вырвала его из постели и швырнула в кресло. К клавиатуре, ноутбуку и внешнему монитору.

Но мне было просто необходимо; жизненно важно его написать. Ибо я вдруг почувствовал приближение Демона.

У него до сих пор пробегал мороз по коже, когда он вспоминал то Чувство. Ощущение. Чувство Иного.

Впрочем, приближение – это неправильное слово; это демон не приближается ко мне, ибо живёт в каких-то тёмных и ещё недоступным мне уголках моей души и периодически поднимается на поверхность.

Этот демон (в отличие от тех, которые приходили ко мне по ночам и от которых я избавился с помощью молитв) совершенно не страшен; наоборот, он очень притягателен (особенной притягательностью Зла), весьма дружелюбен и вполне понятен (я отлично понимаю, откуда он взялся, ибо он есть лишь продолжение моих несомненных достоинств). И, тем не менее, он – Демон, то есть, порождение и служитель Зла.

До сегодняшнего вечера я не мог контролировать его появление; он приходил и уходил, когда ему заблагорассудится; приходя, он полностью (точнее, всё-таки почти полностью) подчинял меня себе (при этом я был совершенно не против ему подчиниться, ибо это вполне соответствовало моим собственным желаниям).

Он ничего от меня не требовал и его присутствие никак не отражалось на моём поведении. Он влиял – да и то редко – на то, что я говорил (и гораздо реже – на то, что я «излагал в письменном виде»).

Излагал в письменном виде… Помимо его основной профессии он – в качестве хобби – баловался публицистикой. Исторической, политической… Даже богословской. Потом баловаться перестал. Уж больно ядовитой была эта публицистика. Отравленной жутким ядом ненависти…

У него нет имени; он просто Демон – и всё. И формы у него тоже нет – он невидим и бестелесен. Сейчас я ему не особо нужен; он просто тренируется, ожидая, когда мои технологии дадут мне в руки необъятную власть. И вот тогда…

Именно этого Демона я имел в виду, когда говорил Вам о том, чего я боюсь. Ибо этот демон всё-таки не «кто», а «что».

Подчинение этому демону не делает меня опасным для окружающих; более того, его присутствие для них совершенно незаметно, ибо вовсе не заставляет меня совершать какие-либо дурные поступки (не говоря уже о преступлениях). С точки зрения уголовного кодекса и общественной морали я всегда был – и навсегда останусь – чистым аки стёклышко. Ибо это вовсе не тот демон, который превращает мужчину в насильника, подростка – в зверского мучителя и убийцу котят, а скромного учителя – в Андрея Чикатило. У него другие масштабы.

Зло, которое намерен нести в наш мир этот Демон - это зло Рейнгарда Гейдриха и Артура Харриса, Гарри Трумэна и Мао Цзэдуна, Жана Кальвина и Генриха VIII, Торквемады и Ивана Грозного. Только с поправкой на сегодняшние времена. Но от этого не менее разрушительное. Если не более.

До сегодняшнего вечера я и не думал ему сопротивляться. Ибо просто не мог. Не было у меня сил сопротивляться такому демону. Несмотря на всю мою христианскую религиозность. Не по зубам мне была эта сущность.

С христианской религиозностью конечно, он несколько выдавал желаемое за действительное. И религиозность у него была весьма слабая (он весьма скептически относился к очень и очень многим фундаментальным постулатам христианского вероучения – даже к Нагорной проповеди), да и его деноминация – объединённая методистская церковь, в которой он крестился во время учёбы как раз в Southern Methodist University в Далласе – с точки зрения противостояния демонам была куда как слабее даже православия. Не говоря уже о католичестве. Тем более, что в России он и службы-то соответствующие посещать не имел никакой возможности. Ибо не было в Москве методистского храма. Да и самих методистов было кот наплакал. Он, во всяком случае, лично не знал ни одного.

Поэтому был человеком не воцерковленным. И поэтому был очень слабо защищён от демонической агрессии.

А сейчас – меня просто осенило. Точнее, я вспомнил одну статью, на которую случайно наткнулся в Интернете.

Это было не совсем случайно, но объяснять как именно он вышел на эту статью, у него не было ни времени, ни желания

Эта статья была по сути кратким жизнеописанием Падре Пио – одного из самых необычных святых-мистиков в католической Церкви.

Гораздо правильнее было написать «в Святой Римско-католической Церкви», но он никак не мог преодолеть крайне неприязненное отношение к оной. Протестант, всё-таки. Причём из деноминации, восходящей как раз к тем, кто на соответствующем церковном соборе в Шпейере аж в 1529 году как раз и протестовал и против католического вероучения, и против католической Церкви. И продолжали протестовать до сих пор.

Помимо прочего, Падре Пио был известен своей успешной борьбой с чрезвычайно агрессивными демоническими искушениями. Причём основным – и наиболее успешным – методом этой борьбы была довольно жёсткая самофлагелляция. Самобичевание, то есть.

На языке современных тематиков – «самосад». Самосадизм, то есть. Очень опасная и не очень уж эффективная практика. По сравнению с бичеванием внешним. Особенно флагеллятором опытным и умелым. А Госпожа Амелия бичевала своих многочисленных нижних и просто всех желающих уже полтора десятилетия.

Поэтому он и обратился именно к ней.

Я прекрасно понимаю, что борьба с ТАКИМ демоном с помощью самофлагелляции успеха не принесёт, ибо я не смогу причинить себе достаточно сильную и долгую боль, чтобы «выбить» этого демона из своего подсознания (или «отбиться» от него, ибо я плохо понимаю, где же он всё-таки обитает – внутри или вне меня).

И поэтому прошу – даже умоляю Вас – помочь мне в этой исключительно важной для меня духовной борьбе. А, возможно, и не только для меня. Я буду до конца жизни глубоко и искренне признателен Вам, если Вы позволите мне приехать к Вам и согласитесь провести со мной очень жёсткий сеанс флагелляции. То есть, пороть меня очень долго, очень больно и совершенно безжалостно (жалость в моём случае совершенно недопустима).

Лёжа, стоя, на Вашем специальном станке для порки – как Вы сочтёте нужным. По спине, ягодицам, да хоть по всему телу. Ротангом, плетью, кошками, розгами, кнутом, скакалкой. До крови, до полубессознательного состояния – да хоть до потери сознания, как в «Детстве» Горького дед порол своего внука...

Я готов сделать для Вас всё, что Вы захотите и даже стать Вашим покорным рабом на всю оставшуюся жизнь – только бы Вы помогли мне справиться с этой чудовищной сущностью. Безжалостно изгнать, выбить её из моей исстрадавшейся души.

Надеюсь, теперь Вы понимаете, почему для меня так важно, что в моей жизни есть Вы.



С благодарностью, уважением и восхищением – и надеждой,



Он подписал письмо своим собственным именем, а не псевдонимом, под которым он зарегистрировался на тематическом сайте, на котором они познакомились. Хотя ей гораздо больше нравился именно этот его изящный испанский псевдоним (за время учёбы в Техасе он довольно неплохо освоил этот язык, чтобы свободно общаться с выходцами из Латинской Америки, которые преобладали в его американском окружении).

Его не удивило, что она не ответила. И он был абсолютно, теперь уже на все 100% уверен в том, что она не ответит. Ибо буквально вчера прочитал ещё одну статью – на этот раз об экзорсизме. Прочитал теперь уже не случайно – он был вообще любителем всякой мистики, а в одном из мистических триллеров, которые он «глотал» десятками (ибо давно уже научился очень быстро читать) наткнулся на очень подробное – и жуткое – описание католического ритуала экзорсизма. Изгнания демонов, то есть. И решил разузнать об этом побольше.

Нет, классический экзорсизм ему был, слава Богу, ещё не нужен. Пока ещё не нужен, во всяком случае. А вот экзорсизм флагелляционный – весьма распространённый в католической Церкви в так называемые «века веры» - очень даже.

В этой статье как раз и достаточно подробно рассматривался ритуал флагелляционного экзорсизма – по причине политкорректности и прочего Zeitgeist – «духа времени» - уже давно отправленного на «свалку истории» (или, по крайней мере, в секретные архивы Ватикана). И было чётко, ясно и недвусмысленно сказано, что ритуал этот проводить (пороть одержимого, то есть), может только надлежащим образом рукоположенный и подготовленный священник.

Ибо в процессе экзорсизма демон неизбежно выходит наружу из души одержимого. И справиться с этим выходом сможет только священник. Католический священник. Подготовленный католический священник. Очень хорошо подготовленный католический священник.

Госпожа Амелия это почувствовала. И совершенно справедливо решила не связываться. И ей эта сущность была явно не по зубам.

Что это означало для него? Ну, во-первых то, что в своей жизни и в своём духовном развитии он допустил по крайней мере одну серьёзную ошибку. Когда он, скажем так, несколько охладел к методистам, он познакомился с действительно выдающимся католическим священником. Отцом Робертом Сиском, настоятелем храма Святой Марии Горетти в Арлингтоне, близ Далласа. С ним его познакомил его институтский приятель Чен. Вьетнамец и католик.

Отец Роберт Сиск полтора десятилетия проповедовал Слово Божие бушменам в испепелённых чудовищным зноем песках пустыни Калахари. А затем ещё 14 индейцам – в болотных испарениях Амазонки. Весьма успешно проповедовал, надо отметить. Когда здоровье начало сдавать, его перевели в Техас.

Надо было тогда перейти в католичество… Хотя отец Роберт не только не давил, но и даже особо не предлагал, надо было самому сделать этот шаг. Глядишь, и более традиционными способами справился бы с демоном-то.

Но не сложилось. Отец Роберт Сиск уехал в Ватикан; он уехал в Москву… и так и остался протестантом-методистом.

Впрочем, может быть, оно и к лучшему. Сейчас ему всё-таки не до борьбы с демонами. Сначала проект до ума довести нужно. Ибо успех его проекта – его единственная надежда выжить. Единственный стабилизатор, который помогает ему победить ещё одну страшную опасность.

Его болезнь.

Когда ему было 22 года, ему сказали, что он не доживёт до 30. И потом подтвердили трижды. В России, Америке и Канаде. Но вопреки всем, вся и всему ему было уже 34. Четыре года он жил на «добавленном времени». И собирался прожить ещё как минимум 44. А то и 54. А то и… прыгала же с парашютом на свой столетний юбилей бразильская бабуся…

Но для этого нужно успешно реализовать свой проект. Нет, Проект. Даже ПРОЕКТ.

А с демонами он разберётся потом.

Они подождут.