И так тоже

Городской сквер, весенний, черный еще. Мамы с колясками, бабушки на лавочках. И мы с тобой, как будто незнакомы, медленно бредем по аллее.

Можно оставить эти молчаливые силуэты, пусть бредут себе дальше, не привлекая ничьего внимания.
И я догоняю тебя, обхватываю за шею и тащу к ближайшему дереву на газоне. У тебя удобная сумка, ремешок крепится карабинами. Он легко отстегивается и так же легко схватывает петлей руки и притягивает их к дереву. Плащ закидывается на голову, джинсы сдернуты вместе с колготками и обнаженные ягодицы уже светятся, как два фонарика в весеннем сквере. Но никто не увидит этого лунного свечения, только два силуэта прикроют глаза, чтобы всмотреться в себя.

Шлепает хлестко ремень, свистнет тут же срезанная лоза, но никто не услышит этих звуков, только два силуэта замрут и вслушаются в себя.

И с деревьев вблизи взлетят птицы.

А в полупустом ресторане я смахиваю приборы со столика, прижимаю тебя к нему грудью, ищу тело под одеждой. Рука захватывает волосы, тихий стон. Но столик даже не качнется и не звякнут бокалы на нем.

За соседним столиком юная пара. Девушка смотрит заворожено – широко раскрыты глаза – оглядывается испуганно. Но спокойно снуют официанты, и дремлет бармен за стойкой. Она переводит взгляд и долго всматривается в нас, сидящих недалеко от нее над нетронутыми бокалами с коньяком. У нее длинные волосы. Когда-нибудь их так же захватит чья-то рука, она умеет видеть и чувствовать.

А позже, непонятно уже наяву или во сне, вывожу тебя обнаженную, с завязанными глазами, глухой ночью в уснувший подъезд, приковываю наручниками к перилам и уезжаю на первый этаж. Чтобы подниматься потом пешком, отсчитывая со стуком шаги, и знать, как замирает у тебя сердце при этих звуках, вслушиваться в ночные стуки и шорохи, вглядываться в контуры снов и яви. И подойти потом к тебе, тяжело дыша, грубо обнять, сжать грудь и почувствовать твой почти уже обморок от узнавания рук и запаха. А, если внизу хлопнет дверь подъезда и загудит лифт, долго искать ключ от браслетов, и унести тебя домой, когда гудение лифта уже совсем близко.

Потом, уже лежа в горячей и безопасной воде, ты долго еще будешь вздрагивать от каждого прикосновения и звука, путать воображаемое и реальное и всматриваться в млечные силуэты нового, огромного и незнакомого мира.