Ты опускаешься на колени

В зарослях сада с травой воскуренья
выгнуты к югу сухие деревья.
Эти деревья сидят, как даосы,
тишь нарушают лишь полоз да осы.
Ты приближаешься медленнно, будто
здесь между нами не воздух, а Будда.
Простоволосая и в оголеньи
ты опускаешься на колени.
Волосы льются и кутают камень,
ты упираешься в камень руками
и замираешь. Ты приняла морфий?
Ты в этой позе похожа на арфу,
белую арфу на тлеющем торфе.
Звон твоих струн осторожно раздвину,
ты улыбнешься светло и невинно
и размагнитишь ладонью округу:
в ней обнаружатся лес и овраги,
небо отпрянет и преобразится…
Как приземляется хищная птица
или как замерший взмах пианиста -
так твои руки над полем зависнут.
Это зовется "прощай, позвоночник!".
Как ты шутила нынешней ночью,
грудь щекоча мне: "Ты мой Секс Эмпирик!" -
и до утра ходуном ходил дворик.
Что ж, моя юная фурия, здравствуй!
Ты приготовила зелье и явства,
эрос и эпос да прочего малость.
Ближе! Уже я не слышу твой голос…
Медом янтарным фалуешь мой фаллос,
клюквенным соком дурманишь мой волос;
фаллос медвяный, клюквой омытый,
ты инкрустируешь белым бисквитом;
у основанья положишь ты сласти,
а по краям - виноградные грозди,
и языком, чуть живым от ужимок,
приподнимаешь и дразнишь вершину,
воображая, как в сладостной щеми
бурный циклоп заползает в пещеру.
Жмурясь от буйного воображенья,
прядью щекочешь вулканное жерло:
вздрогнет, качнется он влево и вправо, -
губ твоих жарких сомкнется оправа.
Сцилла с Харибдою, алчная амба!..
Но достаешь еще лавр и амбру:
лавр и амбру втираешь в ключицы,
мускусом - ямочки на ягодицах.
Фаллос взовьется, как линь из лимана, -
губы скользнут и увязнут в медвяном,
гулом наполнит и вывернет уши,
но погружаясь все ниже, все туже -
губы войдут в виноградные грозди,
фаллос забьется в пружинистом росте,
будто на цыпочках корчась и млея,
в жарком дыханьи твоем столбенея.
Встанешь, плеснешь из бутыли "кагором":
ах как он валится тупо, как боров.