ТЁМНЫЕ ВОДЫ НЕВЫ 10: ПРОРУБЬ

@музыка Take Me To Church | Hozier AI cover Lana Del Rey

В марте 2009 мы смогли закрыть долги по учебе. Я учился в ХХХХ на одной бессодержательной специальности, преподаватели были ко мне милостивы, и, хотя некоторые и догадывались о причинах, вызвавших феерическое падение моей успеваемости, мне удалось сохранить за собой место. Автократор мой, скрипя зубами, также сдал свои долги, частично сам, частично за подношения.

Родители его, вздумавшие было нас доставать, после сего поостыли. Я даже побывал на юбилее его бабушки, они меня пригласили. Точнее, он поставил их перед фактом, сообщив, что без меня не явится.

На юбилей мы явились с опозданием, мрачные и трезвые. Бабушка восседала во главе стола, как королева на карнавале, в лиловом парике и с сигаретой в длинном мундштуке. Её чёрные глаза — точь-в-точь как у моего автократора, только с тремя слоями подводки — сверкнули, когда мы вошли в зал.

— О-о, – с ехидной радостью провозгласила она, – а вот и наши главные дегенераты!
Гости захихикали. Мать автократора сделала вид, что подавилась фуа-гра.

Мы сели за стол. Автократор сел развалившись, закинув ноги на соседний стул. Я сел съёжившись, но тут же получил локтем в бок:
— Выпрямись! — прошипел он мне на ухо. Я подчинился, но вид при этом имел смущённый.
Бабушка, прищурившись, разглядывала нас:
— Ну что, мальчики, вылечились? Или вам там просто мозги промыли? Сдается мне, последнее вытекло?
— Бабуль, – автократор лениво потянулся за бокалом, – нам промывали всё, кроме совести. Её, как ты знаешь, у нас отродясь не было.

Стол взорвался смехом. Горничная из стран ближнего зарубежья, уносившая грязные тарелки, фыркнула в салфетку.
— А знаете, — не унималась бабушка, — мне же вчера ваш нар??лог во сне явился, представляете! Весь в слезах, плаа-аачет, умолял взять вас обратно. Говорит, без вас в клинике тааак скучно стало, хоть на стенку лезь!

Все заулыбались. Автократор, не моргнув глазом, вытащил из кармана ампулу мор??на и положил рядом с вилкой:
— Передай ему, что мы скучаем.
Бабушка прослезилась от смеха:
— Боже ж ты мой, а я говорила, что из тебя отличный клоун бы вышел! Да вот какая незадача — цирк-то сгорел!
— Ничего! Зато мы остались, – парировал он, наливая мне вина.

Когда подали десерт, бабушка вдруг вкрадчиво спросила:
— Кстати, Марик, – она кокетливо затянулась сигаретой, – а тебе мой внук уже рассказал, что он...

Она выдержала театральную паузу. Все замерли.
— ...записался в клуб анонимных голубых алкоголиков «Задний двор трезвости»? И теперь каждую среду намывает полы в их штаб-квартире!

Автократор фыркнул шампанским через нос.
— Бабуля моя дорогая, — он вытер лицо белоснежной салфеткой, – это вовсе не штаб-квартира. Это наш гестаповский подвал. И полы я там мою кровью врагов, а не тряпкой.

Стол взвыл от восторга.
— Ой, всё, – бабушка махнула рукой, – я сдаюсь! Давайте лучше споём!
И она затянула романс «На Тихорецкую состав отправится…»

Престарелый джентльмен с перстнем на левом мизинце вихрем вырвался из-за стола и сел за фортепиано, начав нам аккомпанировать. Все пели, включая меня и автократора. Не пели только его родители и одна дама лет 40, которая была, как выяснилось впоследствии, глухонемой.

«Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется
Вагончик тронется, перрон останется…»

Он, обнимая меня за плечи, громко шептал мне на ухо свой вариант этой песни:
«На коронарную состав отправится
Рассудок тронется, синяк останется..»

Когда мы уходили, бабушка протянула нам конверт с деньгами и шепнула:
— Оторвитесь, деточки.
И щёлкнула меня по носу.

Мы ушли, оставив на столе ампулу в вазочке с фруктами. Говорят, горничная нашла её на следующий день и зачем-то выпила, едва не отправившись на тот свет от такого угощения. История умалчивает, понравилось ли ей.

На лестничной площадке я достал из кармана куртки аптечный пузырек с резиновой пробкой, в котором таинственно мерцал купленный на пробу нынче утром в??нт. Мы ловко и быстро вмазались у подоконника с искусственными гортензиями, а потом вышли, освеженные привычной отравой, решив прогуляться.

В марте было еще холодно, и морозный легкий минус подкусывал меня, одетого в тонкое осеннее пальто. Мы весело болтали, обсуждая гостей и праздник, но я уже знал его слишком долго и чувствовал, что сейчас произойдет один из перформансов, которые он любил со мной устраивать.

На стрелке Васильевского острова, рядом с Биржевым мостом, автократор мой пристально вгляделся во что-то, потом зловеще ухмыльнулся и потащил меня к Неве.

У величественно прекрасного здания Биржи, на набережной, валялись обломки деревянных мостков — это были остатки крещенской иордани. Он пнул их ногой и потащил меня на рыхлый мартовский лёд, туда, где чернела квадратная прорубь, тронутая тонкой слюдой наледи.

— Щас ты, Марик, нырять будешь! – он с улыбкой посмотрел на меня.
Я промолчал.

Мы приблизились к проруби.
— Раздевайся, – ласково приказал он.
— Совсем? – грустно спросил я.
— Совсем не надо, нас в участок могут забрать. До трусов.

На ноздреватый мартовский снег упало мое изящное черное пальто, джинсы, толстовка с хитрым геометрическим орнаментом. Под его нетерпеливым взглядом я снял еще и носки и шагнул к затаившемуся под хрупкой прозрачной скорлупой зыбкому чёрному киселю.

Наскучив моей медлительностью, он резким движением столкнул меня в воду.

Сахарная корка льда на проруби мгновенно проломилась под моим весом, и я рухнул вниз, в тёмные ледяные глубины, не успев даже ничего толком сообразить.

Там, в воде, железный обруч сдавил мне грудь, и перед глазами поплыли какие-то смешные и трогательные картины: мама, отец, я маленький…Наш серый кот Хейз, еще молодой и любопытный, учтиво сидит в коробке из-под обуви, к которой я привязал веревочку и направляю повозку в сторону кухни. Из кухни доносится музыка Битлз…вдруг музыка Битлз меняется на страшный индастриал-ремикс романса «На Тихорецкую..», и я чувствую, как-то тащит меня из видения моего детства, я хочу сопротивляться, но сил нет, и я окончательно прихожу в себя.

Сочетание в??та и купания в проруби оказалось не самой блестящей идеей – у меня, видимо, случился легкий сердечный приступ, и я, бессознательный, пошел на дно, овеваемый блаженными видениями. Автократор вытащил меня почти сразу и сейчас стоял надо мной, с мокрыми волосами и подтекающей с рукавов на снег водой.

— Такси? – предложил я ему слабым полушепотом.
— Нет, б??дь, так домой пойдем! – сердито ответил он, кинул в меня пальто и джинсы, достал телефон и принялся звонить в диспетчерскую службу, пока я пристывал к набережной в неловких попытках одеться.

«Ничего, скоро лето», – думал я, впихивая ногу в ледяную штанину.

Дома, когда мы отведали оставшиеся покупки, я, голый, стоя на столе, писал черным маркером на обоях:

И вместо конца света
Мы будет требовать лето.
Лето
И власть над ним!

Немилостивый мой владелец, блаженно раскинувшись в кресле, резюмировал:
— Поэтично. Однако в этом доме есть вещи, которые сами себя не отсосут!

И я, бросив рисование на стенах, вернулся к своим прямым обязанностям.