Посвящается маленьким девочкам...

— Подойди к креслу, Принцесса. Нет, не садись.
— Теперь снимите трусики, и упрись руками в подлокотник. Юбку я задеру сам.
Принцесса неверяще смотрит на меня, но Я и не думаю шутить.
— Быстрее)) Округлим до сотни. Именно столько ударов этой линейкой тебе предстоит сейчас выдержать.
Сердце колотится, как сумасшедшая птичка, губы дрожат от унижения, когда Принцесса спускает трусики до колен, и нагибается над креслом. Коленки разом слабеют, а потные ладони скользят по кожаному подлокотнику, и Принцесса прикладывает усилие, чтобы не ткнуться носом в кресло.

Тем временем на ягодицы обрушивается первый хлесткий удар, и она вздрагивает. «В принципе, эту порку можно вытерпеть, — думает она, — особенно если думать о чем-нибудь постороннем».

— Считай вслух, и только посмей сбиться, мы начнём с начала.
…Уже на втором десятке рот пересыхает, а воздуха начинает не хватать, но Принцесса продолжает считать, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. Линейка мерно опускается на задницу в одном ритме с ее дыханием: вдох — взлет, выдох — удар. Палач и я молчим, и Принцесса осторожно поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня. Спокойный, как горгулья, только крылья носа раздуваются в такт ударам. Движение Принцессы не остается незамеченным, и шлепки ужесточаются. Она напрягает мышцы, сжимаясь, но от этого только больней. Все мысли вытесняет одна: когда же это закончится? Она чувствует, что скоро колени не выдержат, подогнутся, и она самым позорным образом сползет прямо под мои ноги.

Пятьдесят. Всего половина наказания, а Принцессе кажется, что прошла уже целая вечность. Если упираться коленями в кресло, стоять немного легче, но от боли это не спасает, задница уже буквально горит. Она надеется, что скоро там пропадет чувствительность, но не тут-то было.

К обжигающей боли начинает примешиваться еще какое-то странное чувство, в природе которого она пока не разбирается, но вскоре с ужасом понимает, что больше всего это похоже на возбуждение. Жаркие волны от мест соприкосновения линейки с обнаженной кожей распространяются по всему телу, вызывая неуместную сладкую дрожь. Между ног становится особенно горячо, и почти так же полыхают щеки. Зуд в промежности нарастает, хочется протянуть руку и погладить себя там, но нельзя, нельзя…

Принцесса низко опускает голову, утыкаясь вспотевшим лбом в прохладный подлокотник, и вдруг будто бы видит себя со стороны: с задранной юбкой, бесстыдно выпяченной задницей, разве что не стонет от возбуждения…

— Не забывай считать, Принцесса, — раздается сверху сухой голос...
Она судорожно вспоминает, на какой цифре отвлеклась, кажется, это было чуть больше семидесяти…
— П-простите.... — произносит она, и сама удивляется, как жалко дрожит ее голос. Только бы вытерпеть и не застонать, только не застонать…

Вдруг удары прекращаются. Прохладный воздух обволакивает разгоряченную кожу, и Принцесса протестующе дергается: она уже привыкла к боли и более того, почти кончила, как бы ужасно это не звучало.

Линейка, еще теплая и влажная после порки, ложится в ладонь Принцессы. То, что должно было, наверное, стать унижением, чуть не стало самым большим за ее жизнь удовольствием…

Погруженная в свои мысли Она не сразу слышит, что Я продолжаю что-то ей говорить....