Поехали мы с Никитой и с ней на дачу. Она типа как наша мама представлялась не знамо зачем правда ну и все равно. В Девяткино мне сильно захотелось сладкого и я украл у бабки туесок с клубникой - стоял конец августа и воздух приятно ласкал лицо и волосы, как шелковые одеяния.

Женский голос пробубнил невнятное в мегафон и мы вновь сели.

А у меня спецтетрадь, с вырезками из журналов и картинками разными. И сижу я, этим бестолочам вслух читаю а у самого перед глазами фильм, будто мы очутились на враждебной Венере, поверхность которой неистово бушует всеми красками и любой организм фьюить!- как не бывало.

Она его усадила к себе на колени и периодически целует в ухо. А за окном тем временем гроза. Да непросто а с электрическим жужжанием. И стало тут мне очень страшно и говорю ей - положи меня в сумку? С пеленок боюсь гроз. Однажды ударило в темя я и помер посреди озера в лодке, вода спасла за что и благодарность вовек.

И стало тепло и мило, но коленями о меня трется и щекотно.

А по приезду нарядила меня в красную шерстяную кофту с большими пуговицами и белую юбку. А я заплакал потому что этот лук всегда представлял на дюймовочке из Андерсена и он виделся мне трагичным и бесконечно целомудренным. А она за это избила меня и забрала вещи. А я так и лежал на втором этаже на голых плитах наивно надеясь там замерзнуть.

Какие все жестокие. Какой жестокий этот мир