Убивая Дракона /многабуков/

- Хочу потрогать твои щеки изнутри...- она помешивала ложечкой чай, и смотрела на меня пристально, не мигая, глаза в глаза.
То ли от ее слов, то ли просто от взгляда, а может от всего вместе, мне стало немного дурно. Кровь прилила к лицу. Вроде и стыдно, и в то же время возбуждающе. В голове немедленно нарисовалась картинка, как она засовывает свои длинные наманикюренные пальцы мне в рот, прямо здесь, в кафе, у всех на виду. Брюки предательски топорщились.

Не разрывая визуального контакта, я медленно взял ее руку в свою и поцеловал. Она смотрела выжидающе. Отступать было некуда, да мне и самому очень хотелось узнать, на сколько я смел и на что способен.

Мы сидели в дальнем углу кафе, поставив локти на стол, и со стороны могло показаться, что джентльмен просто целует руки дамы. Взять в рот ее указательный палец, оказалось просто и совсем не страшно. Как только он коснулся моего языка, я отрешился от внешнего мира. Все вокруг, как водится, размылось и остались только мы, стол, чай и... Ее пальцы у меня во рту.

Лак на ногтях был скользким, контрастируя с теплой кожей. Интересные ощущения. Она выждала несколько секунд, пока я облизывал ее пальцы, а потом, вдруг схватила за язык. Я дрогнул от неожиданности и тут же получил пощечину. Легкую, но довольно унизительную, учитывая мое положение. Не успел я опомниться и сообразить, как реагировать на эту выходку, как она уже засунула свои пальцы мне в рот и, как и говорила, стала трогать мою щеку изнутри. Странный наверное у нас был вид.

Экзекуция продолжалась всего мгновение и вот, она уже, как ни в чем не бывало, пьет свой чай и смотрит куда-то в сторону.
Я не мог унять дрожь в руках, а сердце колотилось так, что трещали ребра.
И тут она начала новую игру. Непринужденно вонзила шпильку туфли прямо мне в ногу и чуть покрутила, вдавливая. Выражение ее лица было все таким же отрешенным, но приподнятые уголки губ, выдавали хищное наслаждение происходящим.

Я, невольно, тихонько застонал. Она удивленно вскинула брови и чуть склонила голову набок:
- Что-то не так?
- Нормально. Просто это для меня так ново...
- Да что ты?! Быть такого не может. Вот уж не поверю никогда!
- Тем не менее это правда.
Она ничего на это не сказала, сменив русло беседы.
- Налей мне еще чаю, пожалуйста.
Я выполнил ее просьбу, а она, тем временем, поставила второй каблук на мою ногу. Получалось, что я сидел пришпиленный ее туфельками к полу. Как мотылек на булавке. Или цветок в гербарии, расплющенный прессом, разглаженный, разложенный и пришитый нитками к бумаге.

Воображение тут же подсунуло новую фантазию, возбуждая и без того горячее желание очутиться под ногами этой женщины.
В моей голове, надменная красотка, перед глазами поклонника, лежащего ниц, растаптывала, подаренный им букет, не позволяя даже ноги ее целовать. Потом она наступала на его голову и втаптывала лицо в получившееся месиво. Но целовать не позволяла.

Себя с этим поклонником я, почему-то не отождествлял, хотя это был именно я, собственной персоной. Просто всё это действо виделось мне как бы со стороны. И это было так возбуждающе, что даже не хватает слов.

Хотелось ощущать это часами, так близко, чтобы чувствовался запах, а влага от раздавленных цветов попадала на лицо. Хотелось вымаливать позволения слизывать с ее подошв лепестки и получать его у смеющейся топчущей женщины. Чтобы она топтала, но иногда давала возможность всосаться в мокрую поверхность, чтобы наступала на мою голову и втаптывала мое лицо в цветочную кашу, вытирала подошвы о щеки, бросала под ноги очередных счастливчиков и наслаждалась их хрустом, и моими сдавленными восторженными вздохами.

Она резко убрала ноги и вышла из-за стола. Это вернуло меня из фантазий в реальность. Я молча наблюдал. Она пошепталась о чем-то с официанткой, а потом с барменом. Что-то купила, я не увидел что, расплатилась и вернулась к столику.

- Идем?- спросила она, скорее констатируя факт, чем интересуясь.
Мы вышли в зной летнего дня. Она надела солнечные очки и стала похожа на кинозвезду. Все белое: джинсы, майка, волосы. Кроткая стрижка и огромные зеркальные очки-авиаторы. Я улыбнулся своим мыслям, а она, словно в подтверждение произнесла совершенно звездную фразу:

- Жара. Совсем, как во Флориде.
Я рассмеялся. Она потянулась ко мне и поцеловала. Мы целовались, стоя посреди улицы, как вызывающе дерзкие школьники.
- Мы взрослые люди! - сказал я игриво.
- Ага. Нам все можно. - парировала она.
Не знаю, когда она успела снять номер в отеле, но она это сделала. Поэтому нам удалось избежать отвлекающих формальностей, не растерять настрой и эту дивную радость предвкушения чего-то запретного и такого желанного.

Как только мы оказались наедине, она прижала меня к двери и прошипела на ухо:
- Я тебя накажу!
- За что?- невольно воскликнул я.
- За долгое терпение!- ответила она, хищно ухмыляясь.
Повалила меня на пол и долго, молча, втаптывала под плинтус в коридоре. В процессе скинула кардиган и топтала не глядя, топая сильнее, если я позволял себе стон. И только поняв, что я осознал, что наказан, принял это наказание и в конце концов смирился, тихо охая, чтобы не мешать ей и не нарываться, она смилостивилась наконец и взглянула под ноги. Знаком ее прощения был сухой приказ повернуть голову, и она стала топтать мое лицо, так же молча, несмотря на мое пищание, а затем позволила облизать подошвы туфель. Она смотрела на меня молча и равнодушно, так, что было не понятно, довольна ли она, но я лизал ее обувь старательно и раболепно.

Потом она сошла с меня и ушла в комнату. Молча. Я проследовал за ней и сел на ковер, прислонившись спиной к креслу. А она прошла в ванную и переоделась, вернувшись в черном платье и черных туфлях.

Позже, я нашел там, на полу, стоптанное полотенце и по отпечаткам подошв понял, что она переступала по нему запыленными с улицы туфлями. И я прижимался лицом к ее следам...

А сейчас она села в кресло напротив. Я лег ниц к ее ногам и стал осторожно, как бы прося позволения, целовать ее туфли. Дальше жарче, и услышав, наконец, ее вздох, сам вздохнул с облегчением.

- Ну ка, вдохни вот это, - сказала она, протягивая мне крошечный флакончик.
Я послушно вдохнул и чуть не выронил склянку из рук. Резкий дурманящий аромат ворвался в мои легкие и мгновенно затуманил мозги. Пару минут, дурман держал меня относительно плотно, а потом начал постепенно отпускать. Но запуск механизма расслабления произошел. Допинг позволил мне провалиться в состояние вещи, чувствовать себя частью ковра или пола, сливаться с ними. Ибо это был самый настоящий допинг, как я понял, именно его она купила у деляги бармена.

С довольной ухмылкой, она поднялась, встала на меня и начала перетаптываться практически на одном месте, продвигаясь всего на сантиметр с каждым шагом.

После третьего вдоха, я растворился так, что чувствовал себя ватной куклой, которая сминается, как и положено, но давление ее ног ощущал полностью. Я почти погрузился в ковер в своих ощущениях. И только ее ноги, которые меня втаптывали, и ее шепот:

- Ты ведь этого хотел, да? Валяться под ногами, это ведь твое заветное желание?Я знаю, и я тебя затопчу. Я т е б я з а т о п ч у...

Дальше я уже не мог разобрать ее слов.
Очередной вдох адского зелья, и меня снова плотно накрыло, постепенно отпуская. Мне казалось, что прошла всего пара минут, хотя, возможно, у меня было несколько иное представление о времени. Из этого состояния не хотелось выныривать, я тянул его, запоминал...

Чувствовал, как поддается мое тело под ее каблуками, болтается голова, и кайфовал от этого безволия. Я был всего лишь мягким ничем, что она решила потоптать, просто потому, что любит топтаться по чему-нибудь мягкому. Это такой способ деперсонализации, уничижения, уничтожения личности. Сейчас я даже не раб, и не вещь, а совсем нечто. Кисель, жижица цветочного сока на полу.

А она все топтала и топтала. Словно, не видя. Запретив мне как-либо проявлять себя: дотрагиваться, целовать подошвы туфель, и даже стонать.

Через какое-то время, она переобулась в босоножки на чудовищно высокой танкетке, и я понял, что моя задача и судьба просто лежать, быть этим самым "ничем" под ее ногами и постараться выжить, просто покорно принимая все ее действия.

Сейчас меня затаптывала безжалостная, бесчувственная Женщина. Ей было плевать, что под ногами будет месиво, она своих ног им не испачкает, потому что подошвы высокие. Мне казалось, что она не почувствует, как перестанет биться мое сердце, потому что она топчет мясо, я - мясо, предмет, снаряд для тренировки. Ведь в этой адской обувке, человека ногами она не чувствовала, и не могла в полной мере проконтролировать давление. Мы оба это понимали.

Она знала, что "убивает" меня, но не хотела этого знать. Ее обувь была именно для бесчувственного затаптывания. Ради знания, зрелища, понимания. Не то, чтобы она совсем не чувствовала, что под толстыми платформами живое тело, но это было совсем другое чувство. Она растаптывала не ногами, а туфлями. Мое страдание, моя боль не касались ее, она выше этого, и у меня не было иного способа спастись, как только умолять в голос. Но мольба тела не просачивалась сквозь платформу. Она только видела, как я корчился под ее прекрасными инструментами. А если и обращала внимание, то лишь сильней топала в меня молящего, прислушиваясь к своим ощущениям: нет ощущений, такое же мясо, что и в начале. Чего орет? Чего рыдает? Она не чувствовала. Такое удовольствие - растоптала и не заметила.

С благоговейным трепетом, я ожидал, когда эта дьяволица начнет топтаться по моему лицу своими умопомрачительными копытцами. И момент настал. Хотелось закрыть глаза и не видеть, но казус ситуации был как раз в том, что не видеть не было никакой возможности, глаза просто отказывались закрываться, и я с ужасом взирал на прекрасные, беспощадно топчущие меня ноги.

В этом жестоком процессе весь кайф виделся мне именно в том, что она знала, что топчет лицо, но не могла чувствовать, как ломаются кости. А зачем? Это ведь никак повлияет на ее желание топтать нечто мягкое.

И тут, она, вдруг, чуть слышно застонала, скорее даже просто громко вздохнула, и ход моих мыслей изменил направление. Я подумал, почему она не должна хотеть чувствовать, как ломаются кости? Может ей это приятно. Ощущать, что именно она причина моей смерти и чувствовать, как уходит из меня жизнь по капле. Она выдавит из меня все нутро, затопчет до физической невозможности сопротивляться, и походит по абсолютно пустому месту. Что бы я понял, что и убив меня она не остановится, что вот именно теперь, она не желает ощущать что под ногами все же человек, ей это незачем, ибо он уже не может давать обратку. Она просто топчет слякоть, не боясь запачкать высокие подошвы.

Некий тонкий барьер и игра. Ибо кости ведь на самом деле не ломаются. Всё в голове.
Она перешла на грудь и медленно прохаживалась туда-сюда, от шеи до бедер. Боль заполнила мое тело настолько, что я почти не ощущал ее. Вернее, не ощущал себя, я сам был этой болью. Тело перестало слушаться и было словно чужим, осталась только возможность думать, но размышления тоже были не совсем моими, мозг, затуманенный наркотическими парами, выдавал удивительные мыслеформы, дополненные столь же странными видениями.

Не я лежал на полу, я сам был полом, и на мне взрос огромный фиолетовый цветок с шелковыми лепестками, внутри которых пульсировали жилки с лиловым соком. Этот цветок вытягивал из меня жизнь, извиваясь, набирался моей силой, рос и увеличивался в размерах. И когда он заполонил собой всю комнату, и я совсем уже не мог даже дышать, он взорвался, лопнул, разлетевшись на миллионы ярких вспышек, осыпавших все вокруг искрами фейерверка.

Она сошла с меня, и снова переобулась, в босоножки на тончайших шпильках-стилетах.
Мое видение исчезло оставив немой вопрос, было ли оно в реальности или мне только показалось и я все выдумал. Хотя, как можно выдумать видение?

Когда она вновь наступила на меня, я умер. Минутная передышка на смену обуви, дала этот мучительный эффект. Я смог почувствовать боль каждого сантиметра моего тела, столь любезно и тщательно затоптанного ею. Каждый ее новый шаг отдавался во мне ударами молота. Кисельная лужица, в которую я был превращен, уплотнилась и упруго пружинила под тонкими подошвами. Она проверяла годен ли я еще. Поэтому тонкие подошвы, что бы чувствовать, ступнями. Хотя я был ей все так же "безразличен", как человек и даже как раб. Она проверяла гожусь ли я под ее ноги, как нечто, просто вкладка между полом и ногами. По времени эта проверка была не долгая, просто чтобы почувствовать, что тут есть еще что затоптать.

На секунду "пощадив" меня, она опустилась коленями на мою грудь и прошептала:
- Сейчас тебе станет еще больнее!
И стала впитывать мою смерть, и смотреть, как я, в который раз умираю, позволив мне лишь лижущие мольбы.
Остатками мозга, я подумал, интересно, она понимает, что допинг-то давно кончился, а я все еще вещь? И она, в который раз, проявила прозорливость:

- Люблю, когда ты тряпочка.
В ее глазах заиграли чертенята. Она погладила мою щеку ногой, и я успел лизнуть ее пальчик.
Вылизывание подошв возвысило меня до почетного статуса раба. Но она не смилостивилась конечно, ведь не для этого же она взяла с собой столько разных, красивых орудий пыток.

Втоптав меня в пол, она потом всю ночь просто вытирала ноги о мой силуэт, стирая его, словно меловой рисунок с асфальта...